Перевод на русский —
Толокин Сергей aka Siberian Troll
Siberian-Troll@yandex.ru

Перевод закончен: 16.05.05
Исправления внесены: 18.05.05

Томбойка вовеки

Томбойка вовеки

Глава 11 — Разборки со старыми "друзьями"...

Голова Хотару трещала от роившихся в ней вопросов, пока она смотрела в льдисто-голубые глаза ее мамы. Тепло, то мягкое сияние любви, обычно исходившее из них, все это сейчас ушло, сметенное безжалостной целеустремленностью. Никогда прежде юная сенши не слышала, чтобы голос ее мамы звучал столь... э-э... опасно, наверное. Казалось, сам воздух принялся замерзать вокруг Мичиру, стоило ей произнести имя парня, и если бы ее спросили, она готова была бы поклясться, что общая температура в комнате упала градусов на двадцать. Хотару содрогнулась, услыхав обещание, выданное ее мамой, обещание жуткой, непереносимой боли. Теперь Хотару знала, нет, была уверена, что этого Рёгу не ждет ничего хорошего, когда Мичиру-мама до него, наконец, доберется.

И что смутило ее даже больше, мама ее определенно знала этого парня, хорошо знала, у них явно были какие-то взаимоотношения в прошлом, или контакты... и эти их взаимоотношения явно не были такими уж хорошими, и ничем хорошим они не закончились, если судить по воплю этого Рёги, жаждавшего отомстить. Он это так взбесился из-за того, что маме ее нравились девушки? Нет, увы, даже это объяснение не укладывалось в общую картинку. По крайней мере, не совсем. Это не объясняло, почему она никогда не слышала о нем прежде. Ее мама выросла в Джуубане, и она сильно сомневалась, что этот парень был маминым знакомым детства, выросшим в одном с нею квартале. Мало того, ее мама вообще никогда прежде не упоминала о нем. Хотя, Хотару могла признать, если бы он и правда был ее бывшим бойфрендом, мама бы, конечно, не захотела бы о нем упоминать. Но даже если так, все равно это не объясняло всего. Не объясняло всех его поступков. Он тоже называл маму Ранмой. Почему он так ее называл, и, что еще более странно, почему мама откликалась на это имя? Она даже и не моргнула, когда этот Рёга вылетел буквально из ниоткуда, ревя свой безумный вызов. Конечно, вполне возможно, что Мичиру тогда все еще не отошла от боя с Хаппосаем, но Хотару не думала, что причина в этом, по крайней мере, не совсем. Мичиру выглядела... смирившейся с этим... как если бы неожиданное появление парня было событием неожиданным, но никак не невероятным.

Но все равно, это было странно. Если бы какой-нибудь надоедливый парень беспокоил Мичиру-маму, приставая к ней, Харука-папа с радостью "позаботилась" бы о нем. Без проблем.

Сделав глубокий вдох, Хотару принялась обдумывать те крупицы информации, что ей были известны. Парень выглядел как-то подозрительно знакомо, так словно она уже где-то видела его. Увы, стычка их на лугу прошла слишком быстро, у нее просто не нашлось времени помедлить и прислушаться к своим ощущениям, нудившим, что парень выглядит как-то подозрительно знакомо.

И вот теперь у нее было немножко времени на то, чтобы как следует об этом подумать. Она моментально припомнила фотоснимки и рассказы Касуми из вчерашнего дня. Касуми упоминала парня по имени, и говорила, что он был другом-соперником Саотоме Ранмы. Но если парень был его другом, чего же он тогда кидался в атаку как бешеный, и почему в его голосе звучала такая жуткая ненависть? Касуми довольно много рассказывала об их поединках, о том, как этот "теряющийся парень" вел себя с Ранмой, но так и не назвала точной причины, по которой они дрались. Касуми тогда заметила, что из-за природы проклятья Рёги никто никогда толком не знает, где именно он сейчас может находиться. Замотав головой от раздражения, Хотару продолжала размышлять, пока тело ее на автопилоте исцеляло маму.

То немногое, что ей было известно о "теряющемся парне", также не очень-то и помогало. Фактически, это так и не объясняло, почему Рёга так злился на ее маму, или почему он звал Мичиру Ранмой. Хотару была также несколько обеспокоена тем фактом, что по его словам, он так разозлился на маму из-за того, как она, "Ранма", обращалась с Тендо Аканэ. Это имя она также узнала. Тендо Аканэ как раз и была той самой младшей сестрой Касуми, той, о которой ее мама сказала, что она не настоящий боец. Это ее замечание явно приводило к тому факту, что Мичиру хорошо знала Аканэ (что имело определенный смысл, поскольку Касуми была подругой Мичиру), но каковы именно были их взаимоотношения? Может, этот Рёга был парнем Аканэ? Может быть, ее мама попыталась приударить за Аканэ, и сделала что-нибудь, что испортило отношения Рёги с Аканэ? Это выглядело более вероятным, чем бредовое предположение о том, что у ее мамы когда-либо был парень. Но все равно, это объяснение также выглядело чересчур натянутым. По словам Касуми, "их Ранма" прожил в додзе Тендо как минимум пару лет, и он был женихом Аканэ и нескольких других девушек. Хотару с досадой вновь заключила, что ей просто не хватает информации. Ничего не сходилось. Какие именно взаимоотношения связывали этого Ранму с ее мамой? Нет, ничего путного из ее предположений не получалось, ничего вообще, и ее крайнее незнание раздражало ее еще больше.

И более того, что делало всю ситуацию еще более запутанной, сморщенный старик также использовал имя Ранма, когда говорил с Мичиру (тогда, когда не звал ее "парень"). Это еще что должно было означать? Мичиру (даже в этих странных китайских тряпках, что были как минимум на два размера больше, чем надо), вне всякого сомнения, была девушкой. Хотару зарделась, стоило в ее памяти всплыть впечатляющим "достоинствам" ее мамы, никто в здравом уме и с работающими глазами не мог спутать ее маму с парнем, даже и у Харуки-папы это проходило-то с большой натяжкой. Для Мичиру попытка замаскироваться под парня была бы безнадежным делом.

Увы, Мичиру откликалась на оба обращения... и она не удивилась и не разозлилась, когда ее начали звать Ранмой.

Ее мама просто не могла быть Ранмой. Единственным Ранмой, которого она знала, был Саотоме Ранма, тот Ранма, о котором Касуми рассказывала ей вчера, и он определенно был парнем. Мало того, он был выше, был черноволосым (судя по рассказам Касуми) и нисколько не походил на Мичиру. Касуми, добрая и наблюдательная девушка, использовала слово "незрелый", описывая его характер, хотя и добавила, что это, в основном, было виной его отца. Честно говоря, Касуми также описала его как храброго, честного, отзывчивого и ставящего нужды других перед своими. Из ее слов Хотару вынесла убеждение, что этот Ранма был чем-то вроде не отшлифованного еще алмаза, но ее собственная мама вовсе не была такой. Ее мама была эталоном изящества и воспитанности, она сама могла лишь надеяться когда-либо приблизиться к ней в этом.

И что осложняло все несказанно, Мичиру выглядела точь-в-точь как Тендо Ранко, девушка, о которой Мичиру не дала Касуми рассказать. Это тоже было странным. Они двое казались до жути похожими, особенно со вновь обретенным Мичиру рыжим цветом волос и схожим одеянием.

Судя по тому, что Касуми успела рассказать до того, как Мичиру прервала ее, Ранко прожила с Тендо почти два года, и также эта Ранко была страшным, нет, хуже, жутчайшим образчиком томбойки в мире... так что она также не могла быть ее мамой. Первой мыслью Хотару (стоило ей увидать Мичиру выходящей из дома Саотоме ранее) была та, что Ранко, наверное, была сестрой-близнецом Мичиру, может быть, даже двойняшкой. В конце концов, Мичиру же была сиротой, так что у нее вполне могла быть и сестра, разлученная с нею еще в приюте. Это, в принципе, имело определенный смысл, но также не объясняло всего. Если это было так, почему Мичиру ни разу не упоминала о том, что у нее была сестра? ... И зачем ей нужно было облачаться в эти китайские тряпки, чтобы придти сюда? Единственное в чем Хотару была уверена, так это в том, что она не успокоится до тех пор, пока не узнает, что за чертовщина здесь творится.

Слишком уж много сюрпризов и шокирующих откровений свалилось на Хотару за последнюю пару дней, и судя по их темпу, вряд ли она могла надеяться на то, что сюрпризам пришел конец. Похоже было, что в ближайшем будущем ее ожидали и новые откровения.

Сказать, что она была смущена этим, было все равно, что ничего не сказать. Черт, да она была бы рада по уши, если бы была просто "смущена", а не сбита с толку напрочь.

Все эти мысли мелькали в ее голове одна за другой, сливаясь в хоровод. И прежде, чем она успела задать своей маме хоть один вопрос, могущий прояснить ситуацию, она услыхала тихий смешок, прервавший ее раздумья и тем самым уничтожив какую-либо возможность расспросов.

* * *

Ранма глянула в фиолетовую бездну глаз ее дочери. Что Хотару здесь делала? Черт, ведь никто не должен был знать о том, что она отправилась сюда! Ранма обожала свою дочь, но в данный момент ей хотелось бы, чтобы та была где угодно, но уж точно не здесь. Оглядевшись по сторонам, она задала себе еще один вопрос. Да где, черт возьми, они вообще находятся?

Последнее, что она помнила, было то, как Рёга ударил Хотару в тот самый момент, когда ее дочь пыталась перехватить его сразу же после боя с Хаппосаем. Это и тот ее приступ дикой и безумной ярости, а следом накатившие волны депрессии, стоило ей увидать Хотару, отлетающую прочь под ударом зонтика Рёги. Ранма отлично знала, каково это, получить с размаху "фирменный" удар зонтиком Рёги, и знала, что Хотару вряд ли подходит для подобных ударов (по крайней мере, в нетрансформированном виде). Она опасалась худшего, удары Рёги были более чем способны прикончить обычного человека. Похоже, каким-то образом этот ублюдок все же ухитрился смягчить удар, и Хотару не была убита на месте, как она первоначально опасалась, поскольку, в конце-то концов, прямо сейчас сенши Сатурна стояла на коленях рядом с нею, и руки ее светились от магии исцеления, исходящей из них. Ранма буквально чувствовала, как ей становится все лучше и лучше с каждой секундой, проведенной под излучающими тепло руками дочери.

В том, что тогда происходило далее, Ранма была уже не так уверена. Кажется, она обрушила на Рёгу Шишихокодан перфект. Теряющийся парень настолько перепугался, нанеся удар невинной девушке вместо намеченной им мишени, что даже и не попытался уклониться, и пальцем не шевельнув перед тем, как мощь ки-удара расплющила их обоих, даровав забвение.

Голова Ранмы все еще была затуманена, пока она непонимающим взглядом смотрела на свою дочь, но это не помешало ей все же приметить уйму футуристической и высокотехнологичной машинерии, посреди которой обе они находились. Все это до жути походило на воплощение безумной мечты меха-маньяка или безумного ученого из аниме. Большую часть того, что она могла здесь видеть, она не могла даже и опознать, а те некоторые вещи, что выглядели знакомыми, наверняка, вне всякого сомнения, служили для совершенно других целей.

Отчаянно пытаясь собраться и привести себя, наконец, в чувство, Ранма снова обратила свой (все еще расфокусированный) взор на свою дочь, вернувшись к первоначальному вопросу повестки дня. Что именно Хотару здесь вообще делала, и как она могла узнать о храме Масаки и о запланированных на сегодня событиях?

Сумятица эмоций, бушевавших в ней, также не добавляла ей уверенности. Вместе со смущением, пробуждавшимся присутствием Хотару, ее терзал и страх с опаской, порождаемые тщетными гаданиями, сколько и что же именно известно Хотару, что именно она услышала и увидела и до каких конкретно заключений она дошла. Если ее дочь была здесь с самого начала, она должна была узнать до жути много... и скорее всего, ничем хорошим это не обернется. Для нее, Ранмы, уж точно. И как ей теперь все это ей объяснить? Все, что произошло сегодня? Более того, как именно ей объяснить ей причины, из-за которых все это и происходило? Как объяснить, что именно привело ее к этому?

В одном Ранма была уверена на все сто — ее новая жизнь была под угрозой. Что подумают о ней ее друзья, если правда выплывет наружу? Присоединятся ли они к той уйме людей, что и до этого не считали ее ничем, кроме как "уродцем из цирка" и "извращенцем"? Ранма отчаянно надеялась, что нет... но весь ее предыдущий опыт, полученный благодаря чертову проклятью, подтверждал — счастливый конец маловероятен, если правду не удастся скрыть... если удастся...

Сколько бы она не пыталась этого отрицать, прочие сенши значили для нее очень многое. Они были ее друзьями, были единственными ее настоящими товарищами... Они были для нее семьей, были несравненно важнее ее приемных родителей, это уж точно. Что Харука, Хотару и Сецуна подумают (и как они отреагируют, стоит им узнать всю правду), было для нее вопросом жизни и смерти, но Ранма также осознавала, что мнение "внутренних" и Принцессы для нее не менее важно, и если они отвернутся от нее, ей тоже будет больно... чертовски.

Но прежде чем она успела начать выяснение того, что же именно известно Хотару, даже еще до того, как она успела подумать об этом, тихий смешок, и слова, сказанные с юмором, прервали ее.

* * *

Васю улыбнулась при виде сцены, открывшейся ей, каким-то образом ухитрившись проигнорировать ущерб, нанесенный медицинскому оборудованию ее лаборатории. Две ее пациентки выбрались на волю и, похоже, пытались сбежать. Она лишь улыбнулась их решимости: ну разумеется, откуда им знать, что выбраться из карманного измерения, содержащего ее лабораторию, абсолютно невозможно... без ее позволения. Хмурое выражение появилось на лице ученой, стоило ей вспомнить о личности, бывшей источником бездны проблем и гневом божьим, насланным на нее. Эта личность умудрялась появляться и исчезать в и из ее лаборатории без каких-либо проблем. Невозможное постоянно происходило в присутствии некой блондинки из Галактической Полиции. Как именно Михоши ухитрялась проникать внутрь и выбираться наружу, не тревожа ни сигнализации, ни одной из систем безопасности, встроенных в лабораторию, было величайшей загадкой вселенной, что, как подозревала Васю, решить ей самой было просто не по силам. Ее самодовольная улыбка вновь появилась на секунду, стоило ей подумать об ее светловолосой немезиде. Однажды, вновь поклялась она, однажды она разберется, как именно у Михоши это получается... и тогда это блондинистое чудовище снова исчезнет... в этот раз навсегда.

Васю вновь обратила свое внимание на девушек перед нею. Она склонна была предположить, что они и были ее пациентками, поскольку в данный момент в ее лаборатории находилось четверо людей, а два исцеляющих бака были разрушены и пусты.

Женщина, лежащая на полу, определенно была Мичиру, хотя, что самое удивительное, она, похоже, уже очнулась. Рыжеволосый гений предположила, что вторая девушка, в весьма откровенном сэйлор фуку и c впечатляющих размеров глэйвом, и была той девчушкой, что выскочила из леса, пытаясь защитить Мичиру. (Разумеется, сделать данное умозаключение ей помогал и тот факт, что остальные двое ее пациентов были, вне всякого сомнения, мужчинами... и они не обладали теми странного вида магическими полями, что окружали Мичиру. Этот Рёга также обладал магической аурой, но несколько отличной от Мичиру. Да, в некоторых отношения аура его была сходна со слабейшим из полей, окружавших Мичиру, но все же не имела никакого отношения к более мощным полям рыжеволосой, отмеченным аппаратурой при осмотре)

Хотя, все это было лишь предположениями, не подкрепленными фактами... пока, поскольку что-то мешало ей получить четкую картинку. Даже ее приборы с трудом справлялись со сканированием, выдавая противоречивые данные. Похоже, что меньшая девушка обладала какого-то рода магической маскировкой или искажающим полем. Это было не какое-то отдельное поле, просто побочный эффект магии, использованной ей для трансформации в текущее ее состояние.

Однако, с учетом того факта, что лаборатория ее, из соображений безопасности пребывала в своем собственном суб-пространственном кармане, вероятность того, что она окажется чем-то другим, а не дочерью Мичиру была исчезающе малой. Ну-у, скажем так, этот факт, и то (она уже отметила это ранее), что два из ее исцеляющих баков были пусты. Прежде же они, вне всякого сомнения, не пустовали, и из них все еще продолжал сочиться на пол ее лаборатории зеленый исцеляющий гель.

Пальцы Васю заплясали по клавиатуре, стоило ей приняться за анализ исцеляющего приема или методики, использовавшейся облаченной в фуку девушкой. Прежде чем она успела закончить, новое изображение выскочило перед ее голографической клавиатурой. На нем была девушка с глэйвом и небольшая менюшка опций. И что по настоящему захватило рыжеволосую ученую, к картинке прилагалось имя... Сэйлор Сатурн.

Васю взяла за правило отслеживать все каналы вещания на Земле, в поисках информации, представлявшей определенный интерес, и в том числе доводилось ей видать и ряд передач о сенши, периодически мелькавших на местных телеканалах. Фактически, Васю настолько рьяно отслеживала всю информацию о них, что ей удавалось отыскать, что, сама того не зная, уже стала их заядлой поклонницей. Невзирая на ее напускной цинизм и неприятие самой идеи того, что "девочки-волшебницы" могут сражаться с монстрами во имя "любви и правосудия", одновременно она находила это весьма захватывающим и интересным.

Глаза маленькой рыжеволосой триумфально сверкнули, стоило нескольким кусочкам головоломки встать на место. Если девочка на самом деле была Сатурн, то энергетический выброс, зафиксированный ее сенсорами незадолго до боя, имел, скорее всего, своей причиной срабатывание телепортационного заклятья. Судя по всему, одна или несколько сенши решили (по какой-то лишь им одним ведомой причине) пронаблюдать за боем. Определенный смысл в этом имелся, в том случае, если сенши каким-либо образом связаны с Мичиру. И если это было так, то из этого следовало, что...

И вновь пальцы гения забегали по клавиатуре на скоростях, соперничающих с Амагурикеном Мичиру, использованным ею в ходе поединка. Улыбка Васю стала еще шире при мысли о тех плюсах, что ей сулит наличие сенши рядом. То, что одна или несколько из них были там, на месте поединка, и то, как они следили за ним, исподтишка, тайком, лучше всяких слов говорило Васю, что Мичиру их туда отнюдь не приглашала. Что, в свою очередь, приводило к выводу, что Мичиру, по какой-то причине, не желала их присутствия. Ухмылка на личике Васю становилась все шире и шире, грозя разъехаться от уха до уха. Васю обожала загадки. За всю ее долгую жизнь она повидала столь многое, что в итоге банальная скука была чем-то таким, с чем ей приходилось сражаться каждодневно. Загадки и тайны манили ее, хранили ее от утраты интереса к жизни, а вот теперь она получила сразу их дюжину, и в довольно миленькой (Мичиру) упаковке. Уж одно-то теперь она знала точно, этот день для нее станет красным днем в календаре, днем настоящего праздника для некоей рыжеволосой ученой.

Васю наморщила носик, и это, наряду с ухмылкой, сделало ее еще очаровательней. Выражение ее лица было столь запредельно кавайным, что его применение его стоило бы ограничить, наряду с химическим и бактериологическим оружием. Да, сегодняшний день собирался стать еще более интересным, чем ей первоначально казалось... и если девочка действительно была Сатурн, то вполне вероятно, Мичиру также была сенши. Да-а, сегодняшний день будет чем-то...

Вбив новые данные, она довольно быстро нашла подтверждение своим мыслям. Да, так и есть, одно из магических полей, окружавших Мичиру, определенно было "планетарно/элементного" происхождения. Еще несколько пробегов пальцами по клавиатуре, и тип его также был отловлен. И если собранные ею данные верны (а они всегда таковыми были), Мичиру действительно была сенши, скорее всего — Сэйлор Нептун, с учетом явной предрасположенности к водной стихии в двух магических полях.

Васю, обнаружив, что больше не может сдерживать рвущийся из груди смех, тихо рассмеялась, не обычным своим маниакальным смехом "Я — сущий гений", нет, это было ничем не прикрытое веселье. Судя по всему, если она правильно разыграет свою партию, у нее будет на две подопытных свинки больше, и каких интересных свинки... И с учетом уровней мощи, которыми они обе обладали, перед экспериментами ей стоило убедиться как минимум несколько раз в том, что они идут на них добровольно. Может они и не могут генерировать Крылья Ястреба Света, но уровень мощи, демонстрируемый Сатурн, делал из нее силу, с которой стоит считаться. Если полученные данные были верны, девочка вполне могла уничтожить эту планету целиком, и хотя Васю и ее лаборатория, скорее всего, это переживут, остальные Масаки нет... как минимум, без предварительного предупреждения для Тэнчи, чтобы тот успел развернуть Крылья.

Может быть, Мичиру и не могла похвастаться тем же супер-уровнем мощи, как у Сатурн, но сегодня она уже продемонстрировала возможности (даже в нетрансформированном виде), делающие из нее, как минимум, того, кого не стоит наживать в качестве врага. Да, лучше всего будет заранее заручиться их согласием.

— Вижу, вы двое уже очнулись, — начала она, — Но вам не кажется, что разносить мою лабораторию на кусочки, это несколько чересчур?

Изумрудные глаза Васю расширились при виде эффекта, оказанного ее фразой. Невзирая на ее недавнее знакомство с тем, сколь быстро в случае необходимости Мичиру могла двигаться, она изумилась, увидав, сколь быстро они отреагировали на ее неожиданное вмешательство.

Сатурн, моментально ухватив свой глэйв, покоившийся на полу рядом, тут же приняла защитную стойку, оружие взмыло вверх, готовясь отражать удар. В ее фиолетовых глазах читалась отчаянная решимость. Она была явно готова на все, пытаясь защитить Мичиру. Мичиру двинулась почти столь же быстро, словно вода плавно переплыв из позиции лежа в боевую стойку рядом со своей дочерью. Даже, несмотря на то, что Мичиру не была вооружена, Васю этим ничуть не обманывалась, даже и без оружия, с голыми руками, Мичиру была ничуть не менее опасной.

~ Ясное дело, к чему ей какое-то там оружие, ~ фыркнула под нос себе Васю, ~ Она сама себе оружие. ~

— Эй, эй, спокойно. Не надо так нервничать. Никто не собирается причинять вам вреда, ни одной из вас, — спокойным тоном начала Васю, одновременно пытаясь источать из себя безмятежность, словно унимая страхи дикого и пугливого зверя.

Ни та, ни другая девушка не выходили из своих защитных стоек как минимум еще несколько секунд, настороженно изучая тьму вокруг них, и лишь затем Мичиру позволила себе расслабиться.

Успокаивая свою спутницу плавным жестом, она заговорила тихим, сдержанным тоном. — Спокойно, Сатурн, расслабься. Судя по голосу, это Васю, она была с Масаки ранее, когда я встречалась с Кацухито-сенсеем.

Кивнув, Сатурн опустила вниз Глэйв Безмолвия. Пятка оружия коснулась пола у ее правой ноги, но, судя по тому, как она за него держалась, Сатурн готова была применить оружие в любой момент, если потребуется.

— Как скажешь, Мичиру. — осторожно отозвалась Хотару, избегая называть ее мамой. Эта Васю, скорее всего, видела трансформацию. Она определенно появилась здесь в ответ на разрушение стеклянных камер, в которых она и ее мама находились. Вряд ли она появилась так сразу из чистого совпадения. Нет таких вещей, как случайные совпадения, особенно в таких ситуациях. Но если Васю все же не видела трансформации и все-таки еще не знала, кто она и откуда здесь, она не собиралась давать ей никаких подсказок.

— Итак, Васю, где мы находимся? — тихо поинтересовалась Мичиру.

— Вы в моей лаборатории. Обе вы были довольно серьезно ранены, так что я перенесла вас сюда, чтобы справиться с ранами.

— И это твоя лаборатория? А не чересчур ли она большая для этого? — продолжала Мичиру.

— Ну-у... Честно говоря, это обычное карманное измерение, созданное мной в суб-пространстве под свою лабораторию. Вообще-то, кстати, это лишь один из ее этажей.

— Ну ничего себе... И сколько же тогда здесь этажей? — природное любопытство Сатурн преодолело ее настороженность.

— Когда как. Я могу без каких-либо проблем менять размеры лаборатории, — похвалилась Васю. — Прямо сейчас этажей семь, этот верхний. Когда мы выйдем отсюда, окажемся сразу в доме Тэнчи.

Васю сделала паузу, прежде чем продолжать далее, — Да, Мичиру, насколько я могу судить, эта девушка явно Сэйлор Сатурн. Так какая же сенши тогда ты? Полагаю, либо Нептун, либо Меркурий, но, поскольку аура твоя явно предрасположена к воде, скорее всего Нептун, я права?

Мичиру лишь вздохнула. Похоже, за последние несколько дней это стало нормой. Ее постоянно принуждали раскрывать все больше и больше тайн о себе, что вызывало определенный дискомфорт. Но все равно, ей было ясно, что играть в непонимание или увертываться от ответов было уже поздно, по крайней мере, в случае Васю. Хотя, пожалуй, это будет честно, после обнаружения ею того факта, что большая часть жильцов дома Масаки вовсе не с этой планеты... или они все, как минимум, просто "не совсем" обычные люди. Они уж точно не походили ни на один из видов они, с которыми ей доводилось сталкиваться прежде, так что она готова была поставить на их инопланетное происхождение. Можно даже деньги.

— Да, я Сэйлор Нептун, — отвечала Мичиру, — Но мне хотелось бы попросить тебя не разглашать мой секрет и не рассказывать обо всем этом остальным.

— Ну... — Васю выдержала паузу, — Если вы обе согласитесь пройти через парочку тестов, то, думаю, мы сможем прийти к согласию. Но все же у меня есть один вопрос, ответ на который мне хотелось бы получить... — Васю выдержала еще одну паузу, и затем закончила фразу. — К примеру, как такая... девушка... как ты, могла стать сенши?

Будучи настороже, Васю не пропустила ни легкую гримасу, появившуюся на лице Мичиру при ее вопросе, ни быстрый ее взгляд в сторону младшей сенши. Не упустила Васю и недоуменно-смущенное выражение лица Сатурн, вызванное ее подбором слов.

— Практически так же, как и все остальные девушки, — ответила, наконец, Мичиру после долгой паузы, — Все мы реинкарнации сенши прошлого. — И ответ ее прошел по тонкой грани между ложью и полуправдой. Мичиру помолчала, тщательно обдумывая свои дальнейшие слова. — Я не могу рассказывать ничего о других сенши без их разрешения и разрешения нашей Принцессы, — в итоге объявила она, и голос ее был тверд, хотя и мягок внешне.

— Но это все равно не отвечает на мой вопрос, как же именно у тебя получилось стать девушкой-волшебницей? — вновь отважилась Васю. Ей было уже ясно, что Сатурн не имеет ни малейшего понятия о том, на что она намекает, но все равно Васю опасалась, не зная, как же именно отреагирует Мичиру, увидав, что тайна ее под угрозой.

* * *

Даже произнося это, Ранма не могла не заметить иронии, крывшейся в ее заявлении. Да уж, "как и все остальные девушки". Как много раз она яростно отрицала саму возможность того, что она девушка? Там, в Нериме, реакция Ранмы на подобное утверждение была бы не только категорическим отрицанием, но сопровождалась бы ревом, диким гневом и яростным вызовом, не всегда безопасным для лиц, бросивших подобное обвинение, по крайней мере, если они сразу же не возьмут свои слова назад. Невзирая на всю серьезность положения, Ранма не могла не улыбнуться. Да, многое меняется для человека, живущего дважды.

Да уж, ками явно могут похвастаться чувством юмора. В первые два года жизни с проклятьем, первейшим ее желанием было немедленное излечение от него. Она отвергала любой намек, любые, даже самые слабейшие попытки относиться к ней как к девушке. Ныне же, само бытие парнем, или обращение к ней как к парню, раздражали ее ничуть не меньше (может быть, даже и больше), чем ее первоначальное стремление отрицать все женское в себе.

Сердце ее екнуло, стоило ей бросить быстрый взгляд в сторону своей дочери. Хотару определенно не упустила слов Васю, хотя смысл их и был для нее темен. Да, она выглядела более смущенной и озадаченной, чем какой-либо еще, но упрямое выражение лица, с каким та пыталась постичь их смысл, был хорошо знакомо Мичиру. В обычных условиях Хотару была тихой и застенчивой девушкой, временами даже чересчур, с точки зрения Ранмы, но если она упрямилась, желая получить что-то, она могла быть столь же упрямой, как мул. А когда на ее лице появлялось ЭТО выражаение, это означало, что в поисках ответа Хотару пойдет на все, ни огонь, ни вода, ни, уж тем более, медные трубы ее не остановят. Ее дочь желала получить ответы, и она этого добьется. Скоро.

Разумеется, это произошло бы и без Васю, и без ее слов. Даже бы если Васю не вымолвила ни словечка, одно присутствие Хотару на месте поединка (о котором она, по идее, и знать не должна была), выдавало то, что кое-что ей было уже известно или, по крайней мере, что о чем-то она уже догадывалась. Ранма почувствовала, как внутри нее все сжалось, стоило ей прикинуть причины и следствия, исходящие из присутствия Хотару в лощине. Если Хотару была там, то это, скорее всего, Сецуна доставила ее туда, а если Хотару была там, и Плутон также была, то, следовательно, с довольно большой вероятностью, Чиби-Уса также была за компанию, и лишь ками знают, кто еще мог услышать и увидать события в лощине... и все они могли слышать ее торги со старым извращенцем.

Точно, уши Плутон так и торчали из всего этого. Вопрос лишь, почему? Плутон вообще не подавала и знака, что ей известно об ее прошлом, вплоть до вчерашнего дня, а теперь ее следы видны повсюду. Ранма всегда боялась того, что Сецуна вытащит ее прошлое на свет и, честно говоря, сама изумлялась тому, что Плутон не сделала этого раньше... если только она не знала обо всем с самого начала, просто придерживая секрет при себе.

Легкая ухмылка исказила губы Мичиру. Точно так же было совершенно очевидно и то, что Харуки в лощине не было, и слава всем ками, что сейчас ее слышат. Если бы ее несдержанная возлюбленная оказалась на месте поединка, то ни за что не сумела бы скрыть своего присутствия, и прямое вмешательство той в поединок стоило бы ей поражения. Даже если бы Харука каким-то чудом и не влезла бы в бой, она уж точно не упустила бы Хотару. Черт, да Харука бы расплющила Рёгу прежде, чем Хотару успела сделать шаг или два с опушки.

Ухмылка Ранмы умерла быстрой и жестокой смертью, стоило очередной мысли всплыть на поверхность. Харука бы вмешалась и пришла бы ей на помощь... или же нет..? Сердце Ранмы ушло куда-то вниз, стоило ей подумать о другой возможности. Что если Харука все же была там, но ее настолько возмутило все, что она слышала и видала, настолько, что она решила уйти, и видеть ее больше не пожелает... Может быть, она видела и слышала все, и теперь решила порвать с нею? Может, теперь их отношениям настал конец?

Ранма пошатнулась, изо всех сил сражаясь с обуревавшим ее страхом. "НЕТ!" сказала она себе. Харука не сделала бы с нею подобного. Прошлой ночью блондинка пообещала, что всегда будет с нею, что бы не произошло... пообещала, что выслушает ее в любом случае. Если бы Харука была там, она бы сперва захотела выяснить все раз и навсегда, прежде чем расстаться... нет?

Тихий голос в голове Ранмы думал иначе. "Ага" — сказал голос. "Точно. Она обещала выслушать свою подругу, Мичиру... но она не говорила ничего о меняющем пол уроде, таком как Ранма". Ранма пыталась игнорировать это голос, но сколько бы усилий она не прилагала к этому, страхи исподволь подбирались к ней, нашептывая слова, несшие депрессию, мрак и одиночество, неся обреченность, нависавшую над ней.

Черт, да когда же в ее чертовой жизни наступит хоть какой-нибудь просвет? Ранма знала, что вина за большую часть того, что происходило с ней за прошедшие пару дней, целиком и полностью лежала на ней же. Черт, да если бы она вчера не вняла мольбам Хотару, и не потащила ее в Нериму, Хотару бы никогда не узнала ни о Саотоме Ранме, ни о Ранко, ни, уж тем более, о Хаппосае. А уж теперь, после всех тех фотографий и событий в лощине, было слишком поздно отрицать все. Словно джинн, вырвавшийся из кувшина, ее секреты вышли на свет, и теперь, при всем ее желании, назад их уже не загонишь. Любые идеи насчет того, чтобы оставить ее семью вне этого и удержать свои тайны, были именно тем, чем они и были — несбыточными мечтами. Все ее труды по сокрытию правды пошли прахом, все ее скелеты в шкафу теперь выставлены на всеобщее обозрение.

Ранма прокляла свою чертову гордость. Хотя и не часто демонстрируемая, данная слабость у нее оставалась, и теперь, прямо сейчас, она должна за нее заплатить. Это было наглостью, чистой воды самонадеянностью, полагать, что она сумеет удержать в тайне все то, чем она занималась прошедшие дни, как от Плутон, так и от всех остальных. Когда она впервые обнаружила, что является Сенши Нептуна, узнала о своем долге и судьбе, то всерьез тогда обдумывала, не бросить ли ей столь долго вынашиваемые планы по возвращению потерянного ею права на Искусство, причем именно из опасения, что все пройдет именно так, как сейчас и происходит. Со временем, с каждым днем, когда ее тайны оставались с нею, не раскрываясь, не взрываясь ей прямо в лицо, она потеряла бдительность, стала непросительно беспечной, и вот теперь, сейчас, она должна будет заплатить за это. Заплатить за свою самонадеянность.

Качая головой, Ранма продолжала проклинать себя и свой идиотизм. Она никогда даже и не думала, что Чиби-Уса может знать все, что она, из будущего, может раскрыть ее секрет в их настоящем.

Если бы она тогда сдалась, плюнула на все, ничего бы этого не произошло. Если бы она захотела расстаться с Искусством, проигнорировать ее прошлые узы с Неримой... если бы она плюнула на эту свою честь... Может быть, в Мичиру было и не так уж много от Ранмы, по крайней мере, внешне, но они все же были одним и тем же человеком, и честь для них обоих значила многое. Для них обоих. Ранма попыталась задавить истерический смешок, вызванный последней ее мыслью. Даже думать о жизни ее, наполненной бедламом и хаосом, было невероятно запутанно.

Да. Честь была для них важна. Весьма. Невзирая на все ее усилия, смешок все же сорвался с губ, веселье, сдобренное немалой толикой безумия. Звуки, что заставили и Хотару, и Васю глянуть на нее с тревогой, явно гадая, не сошла ли она с ума. Выражения их лиц лишь заставили ее захихикать еще громче.

Признавая поражение, Ранма вздохнула и, потянувшись к Хотару, стиснула ее ладонь своей. Она ответит на вопрос, заданный ей, честь у нее есть, она не станет лгать Васю прямо в лицо... и кроме того, ей было ясно, что та и без того уже знает правду. Однако перед тем, как отвечать, ей хотелось вновь коснуться ее дочери, вновь ощутить ее тепло, почувствовать близость к ней девочки, что она любила как свою собственную дочь. Несмотря на долгую, продолжительную паузу, Ранма чувствовала, что больше медлить у нее не получится, что правда все же раскроется, выйдет на свет... и она надеялась, отчаянно надеялась, что после этого, после того, как она сдастся, раскрыв свою тайну, у нее еще будет семья, люди, которых она могла считать близкими.

— Васю, ты определенно уже знаешь что-то, иначе бы не ставила вопрос таким образом, — начала Ранма.

Она увидала, как Васю кивнула.

— Насколько я понимаю, это твое оборудование способно обнаруживать и отслеживать магию?

И вновь Васю кивнула, в кои-то веки слушая кого-то, не перебивая при этом.

— И полагаю, тебе известно о "другом" трансформирующем проклятье.

И в третий раз рыжеволосый гений лишь кивнула.

Плечи Ранмы поникли, признавая поражение. Было очевидно, что Васю знала многое, знала, как минимум, об оказываемом проклятьем эффекте (если не причину его). Ну конечно, с учетом Хаппосая и его чертовой привычки звать ее "парень" и "Ранма-чан", не удивительно, что Васю так легко обо всем догадалась. Но проблема была в том, что не только Васю могла догадываться обо всем. Судя по выражению лица ее дочери, у Хотару также была пачка вопросов, ответы на которые та явно желала получить.

Честно говоря, Ранма почти, а то и вообще ничего не имела против лжи. Она запросто солгала бы рыжей, невзирая на честь, если бы ее долг как сенши требовал этого. Но ей не хотелось больше лгать своей семье, ее долг чести перед ними был несказанно больше, что все меняло. Ее дочь, Хотару, была здесь, рядом и слушала ее. Она скажет ей правду... даже если после этого та ее возненавидит. Да, настало время раскрыть ее самый тайный, наиболее охраняемый секрет.

Ранма опустила глаза, принявшись изучать покрытие пола, не желая ни с кем встречаться взглядами. Лишь тогда она, наконец, осознала одну вещь, ранее избегнувшую ее внимания. Она все еще оставалась голой. Хотару была в своем фуку, что появился в ходе трансформации, но на ней самой не было и клочка одежды.

Подняв глаза, Ранма заметила, с кривой улыбкой, — Если мне приходится отвечать на твои вопросы, не могу ли я вначале хотя бы получить возможность одеться?

Васю моргнула и затем, к удивлению, зарделась, осознав, что все это время неотрывно пялилась на обнаженную девушку. — Прости. Процесс исцеления идет лучше, если одежда ему не мешает, а я настолько увлеклась данными, полученными от компьютеров, что позабыла обо всем прочем.

Васю быстро простучала пальцами по клавиатуре, и секундой позже небольшая кучка одежды выпала откуда-то (скорее всего, из ниоткуда) и упала к ногам Мичиру. Долго она там не пролежала, поскольку Мичиру тут же схватила ее и быстренько оделась. Наконец, приведя себя в порядок, Мичиру вновь повернулась к Хотару и Васю.

— Хотару, я надеюсь, ты выслушаешь меня прежде, чем начнешь принимать какие-либо решения... пожалуйста, обещай мне, что выслушаешь. — Ранма поймала ее взгляд и удержала его, смотря ей прямо в глаза, пытаясь дать ей понять, насколько это все важно, пытаясь убедить ее выслушать все, что она расскажет... и не ненавидеть ее после за то, что она раскроет ей.

— Обещаю, мама, — отозвалась Хотару.

Сделав глубокий вздох, Ранма принялась, наконец, раскрывать тот секрет, что, как она надеялась, никогда не выплывет наружу, став причиной утраты ею семьи. Она собиралась разобраться со всеми своими Неримскими проблемами, со всем этим хаосом, и некоторые из неримцев должны будут узнать часть правды... достаточно, чтобы дать им шанс на новую жизнь без утраты чести... но лишь двое узнают всю правду, всю целиком. Касуми уже знает все, узнает и Набики, позже. Она верила им обеим полностью, что-то, на что Мичиру вполне была способна, но Ранма нет, никак, никоим образом, как минимум, не в случае средней Тендо.

Она должна была им слишком многое, и они узнают о том, что она навсегда заперта в теле женщины, узнают, что они теперь могут жить своими жизнями, без него. Но вот СяньПу, Укё и Аканэ подобного не удостоятся, они так и останутся навсегда в поисках своего исчезнувшего "жениха", в поисках, что не приведут ни к чему, в поисках любой ценой. Если же они перестанут его искать, их ждет утрата чести. Впрочем, СяньПу могла потерять не только честь, она теряла больше остальных, но Ранма полагала, что та сможет с этим управиться. Хотя она могла лишь надеяться, надеяться на то, что та, "другая" СяньПу, сможет это осознать.

Но даже с учетом этого, откровения ее будут тщательно дозироваться. Она отпустит их достаточно для удовлетворения чести, но не настолько, чтобы угробить и ее новую жизнь... по крайней мере, так она надеялась. Но если они не воспользуются данным ею шансом, если они пожелают вмешаться... поломать ее новую жизнь... что же, они увидят, как Мичиру может защищать то, что ей дорого, на что она может пойти ради этого. Но она надеялась, что этого не потребуется. Ранма знала, что сможет пережить их неприязнь, сможет прожить и без них, но если и ее семья пойдет на это... ей не хотелось об этом даже и думать...

— Мама, с тобой все в порядке?

Слова ее дочери вырвали ее из тягостных раздумий.

Все еще не зная, с чего ей начать, Ранма сделала глубокий вдох, надеясь, что чуточка юмора поможет ей пройти через все. Невзирая на все ее отчаянье, она ухитрилась ухватить всю иронию, крывшуюся в словах, избранных ею для начала.

— Здравствуйте. Я Саотоме Ранма. Извините.

* * *

Хотару уставилась на свою маму, и паника охватила ее. Сперва мама настолько погрузилась в свои мысли, что даже и не подымала взора как минимум минут пять. Все это время они просидели как на иголках, ожидая ее ответа. Затем на лице мамы появилась слабая кривая улыбка, до невозможности далекая от обычной для нее теплой улыбки, странный смех, а потом она сказала "эти" слова.

Невзирая на то, что произнесены они были четко и разборчиво, так что они сумели расслышать каждое из них, слова эти ее все равно ошарашили Хотару несказанно.

Ее мама только что призналась в том, что она парень... но как? Хотару отчаянно вглядывалась в мамино лицо, в поисках хоть малейших признаков того, что она пошутила. Хотя Мичиру всегда вела себя и изображала собой образчик "истинной леди", Хотару отлично знала, что все это довольно далеко от истины. Мама ее отличалась весьма своеобразным чувством юмора, и временами могла выкинуть и не такое. Да, это была шутка, определенно шутка, просто должна была...

Но, вглядевшись внимательнее, Хотару осознала, что это была вовсе не шутка, не было ни знакомого огонька в ее глазах, ни того мимолетного налета веселья. Вместо обычной невозмутимой физиономии и пляшущего в глазах смеха, девочка видела в глазах ее страх, а под ним боязнь быть отвергнутой. Все походило на то, что Мичиру-мама одновременно и радовалась тому, что секрет ее наконец раскрылся, и безумно боялась этого... но все равно, это ничего не объясняло. Проклятье? Что за проклятье, и как давно оно у нее? Даже если она была проклята, это все равно ничего не объясняло. Мичиру была девушкой, да, Кайо, ради ками, удочерили ее в шестилетнем возрасте, и уж они бы заметили, девочка она или нет. Ранма же был парнем всю его жизнь, и он был подростком, того же возраста, что и ее мама.

Отчаянно пытаясь справиться с паникой, Хотару вцепилась в ладонь своей мамы, изо всех сил пытаясь остаться спокойной. Но увы, в этой битве выиграть ей было не суждено, и она ощутила, как мир вокруг нее покачнулся.

— Мама, что это такое ты говоришь? — смущение в ее речи смешивалось с отчаянной мольбой, мольбой, чтобы все вернулось на свои места, и все вновь стали сами собой.

Мичиру откликнулась, и боль, звучавшая в ее голосе, была слышна столь же явно. — Васю, где здесь мы можем присесть? Не думаю, что Хотару так уж легко это восприняла. — Она не стала упоминать о том, что ей и самой ничуть не лучше.

Кивнув, Васю коснулась своей клавиатуры. Вскоре после этого три "диванчика" появились из ниоткуда, повиснув в воздухе. Плюхнувшись на один из них, она жестом предложила остальным присоединиться.

Все трое молча просидели еще несколько секунд, и предгрозовая тишина нарушалась лишь приглушенными звуками работающей машинерии на заднем плане. Двое девушек пытались разобраться в том, что они только что услышали, а третья отчаянно надеялась, что, несмотря на все это, она сумеет все исправить, и что все как-нибудь наладится.

Хотару беспокойно ожидала, когда же, наконец, мама объяснит, что она имела в виду под этими своими словами. Когда стало ясно, что Мичиру не собирается начинать свои объяснения незамедлительно, Хотару взяла дело в свои руки.

— Мама, что ты имела в виду, когда сказала, что ты — Саотоме Ранма? Это же парень, что жил с Касуми и остальными Тендо в Нериме... разве нет?

— Хотару... — начала Мичиру, но голос ее сорвался.

Хотару смотрела как ее, в обычных условиях ничем не прошибаемая, невозмутимая мама пытается заговорить с ней, пытается, и у нее ничего не получается. Что бы Мичиру не пыталась сказать ей, это определенно внушало ей страх... и до жути пугало Хотару. Никогда прежде она не видала свою маму такой, даже в боях, оборачивающихся для них не самым лучшим образом.

— Хотару, все это время я скрывала от тебя, Харуки и остальных существенную часть своей жизни. Возможно, это будет звучать странно, страннее всего, что тебе доводилось слышать или видеть, но я говорю правду. Но прежде чем я начну, хочу тебя заверить, что не собиралась причинять боль ни тебе, ни остальным, но боюсь... — и вновь голос Мичиру сорвался. Слез не было видно, но ее тело сотрясло несколько беззвучных всхлипов. Ей потребовалось еще несколько секунд и пара глубоких вдохов, прежде чем она сумела продолжить.

— Я обещаю, что расскажу тебе все позже, ты, Харука и Сецуна, все вы заслуживаете узнать всю правду... — сердце Хотару едва не разорвалось, стоило ей увидать, как ее мама пытается вымученно улыбнуться, пытается и проваливается с каждой секундой. Смотреть, как невозмутимая Кайо Мичиру разваливается на части, было все равно, что наблюдать, как солнце всходит на западе, это было невозможным, невероятным, тем, чего просто быть не может.

— Ничего, мама, — Хотару сама едва не заплакала, увидев, как Мичиру вздрогнула, стоило ей заговорить. — Ничего, все будет хорошо, — сказала она вновь, оставляя свой диванчик, чтобы присоединиться к Мичиру. Она отбросила прочь все свои сомнения, пытаясь утешить свою маму, помочь ей пройти через все это, так же, как она сама множество раз помогала и утешала ее.

Призрак былой улыбки появился на лице Мичиру, когда она глянула вниз на свою дочь. Но выражение ее лица, явственно видимое Хотару, было до жути далеко от обычной безмятежной и любящей улыбки, что казалась неотъемлемой из образа ее мамы, и Хотару почувствовала, как ее страхи возвращаются с удвоенной силой. Что же это могло быть такое, что, чего она опасалась с такой силой, что перепугало ее маму, до такого состояния... и как это она могла быть парнем?

— Надеюсь, что ты окажешься права, Хотару-чан... надеюсь... — чуточку успокоившись, Мичиру продолжала.

— Если коротко — я была рождена парнем. Я была Саотоме Ранмой. Я обзавелась проклятьем, когда была в Китае в ходе тренировочного путешествия. Когда меня обливали холодной водой, я превращалась в девушку, горячая вода превращала меня назад.

Мичиру сделала паузу, увидав озадаченное выражение на лице ее дочери, смущение в ее глазах, и маниакальный блеск и жажду знаний в темно-зеленых глазах Васю.

— Да, это правда, Хотару, — прошептала Мичиру, — Я жила с этим проклятьем почти два года. Жизнь Ранмы была настоящим адом. И когда я не смогла больше выдерживать этого, я нашла выход.

— Но, мама, — перебила ее Хотару, все еще смущенно, — Кайо удочерили тебя, когда ты была совсем маленькой. Разве они не заметили, что ты парень, кроме того, как они удочерили тебя, если ты была в этом десятилетнем тренировочном путешествии?

Мичиру вздохнула вновь. Кажется, это начинало становиться дурной привычкой. — Вкратце ответ таков — магия. Я нашла способ и использовала магию для того, чтобы получить новую жизнь, и для того, чтобы начать все сначала, я вновь стала ребенком.

— Но разве Плутон не остановила бы... — Хотару не договорила фразу до конца, самостоятельно найдя ответ.

Если требовалось, чтобы Ранма исчез, "умер", став Мичиру, скорее всего Плутон не просто позволила бы это, она бы этому поспособствовала всеми силами. Хотару заметила утвердительный кивок Мичиру.

— Не думаю, чтобы она об этом знала... по крайней мере, не наша, но в будущем... кто знает?

Мичиру вздохнула вновь. — А что касается причин, по которым мне пришлось это сделать... Что же, это уже совсем другое дело. В основном это из-за того, что мой бака оядзи навесил на меня столько долгов чести, что было просто невозможно удовлетворить их все, так что прошлось найти способ избежать их всех. И я нашла такой способ. Мне был известен один способ путешествия во времени, и я использовала его. Я также заблокировала свое проклятье, чтобы не быть больше диковинкой, цирковым уродцем. — Мичиру ухитрилась выдавить слабую улыбку, направленную ее дочери. — Можешь мне поверить, я знаю, на что это похоже, быть не такой, как все. Очень мало кто мог принять мое проклятье. Парни все как один пускали слюни по моей женской форме, а девушки считали, что я извращенец, желающий... ладно, скажем так, они считали меня извращенцем, — скомканно закончила Мичиру.

Хотару попыталась что-то сказать, рот ее открывался и закрывался, губы шевелились, но ни звука не сорвалось с них. Даже с учетом того несколько "необычного" детства, что было у нее самой, она с трудом могла поверить в подобное. Она сама стала из девушки ребенком и снова назад, но все это было не по ее воле, просто так сложилось, а теперь оказывается, что ее мама прошла через то же, но уже по своей воле!

Она смотрела, как слезы наконец принялись течь, медленно катясь по щекам Мичиру, вниз, вниз, к подбородку. Даже теперь Мичиру все еще не издавала и звука, пытаясь принять отказ, неприятие, что, по ее мнению, должно было обрушиться на нее, без плача и жалоб. Лицо ее застыло в своей неподвижности, привычной маской скрыв ее эмоции. Хотару же не знала, что ей и думать. Она знала, что ей потребуется какое-то время, чтобы полностью осознать рассказанную ей историю, принять ее. А сейчас все, что ее сейчас волновало, так это то, что ее мама страдала, ее мама, одна из тех немногих людей, кого Хотару любила, ценила и обожала всем сердцем, была перепугана насмерть тем, что ее дочь, возможно, лишь возможно, возненавидит ее.

Зная, что любые слова ее будут бесполезны, Хотару сделала единственное, что могла... обхватила свою маму обеими руками туго-туго и, вцепившись, держала ее, ощущая, как тело ее содрогается, трясется от беззвучного плача, держала ее, пытаясь оставаться собранной, спокойной, пытаясь молчать, пытаясь удержать все под контролем... и проваливаясь во всем этом разом. Оставалось еще многое из того, что она желала узнать, но невзирая на то, сколь отчаянно ей хотелось услышать ответы на ее вопросы, Хотару хорошо осознавала, что сейчас не время и не место для расспросов. Ее мама пообещала ей рассказать все позже, и ее мама никогда не нарушала данное ей слово.

* * *

Ранма чувствовала, как теряет контроль над собой, по мере того, как она продолжала свой рассказ. Она видела смущение, все росшее в глазах ее дочери, и просто не могла больше смотреть в них. Она не желала видеть, как смущение это, разгоравшееся в глубине ее фиолетовых глаз, начнет превращаться в отвращение, а отвращение в гнев. Ранма проклинала свою слабость, ее страхи, боязнь поражения, но даже выпестованная ею железная воля не могла справиться с этим, и она просто не могла поднять взгляд, чтобы вновь встретить взгляд Хотару. Съежившись, она принялась ждать жестоких слов, что должны были обрушиться на нее... она ждала, когда же Хотару, наконец, скажет ей, что она больше не... больше не может быть ее матерью... больше нет.

— Мама... — голос ее дочери был тих и нерешителен, и сломался прежде, чем она сумела вымолвить еще хоть одно слово.

Ранма съежилась вновь, ожидая тех слов, что она так боялась услышать. Но вместо этого она услыхала всхлип Хотару и тут же почувствовала ее рядом с собой, когда ее дочь прижалась к ней, обхватив обеими руками, в объятьях, столь же сильных, как и нежных, в одно и то же время. И Ранма приникла к ней, слилась с нею, черпая силу в ее объятьях, силу, что помогла бы ей справиться со своим страхом... если этот ее жест можно было счесть за знак, хотя бы за намек на то, что ее дочь все еще ее любит и не собирается бросать ее.

Краем глаза Ранма заметила, как Васю, встав, тихо направилась прочь. Последними словами, услышанными ей от маленькой ученой, были, что та собирается оставить их здесь одних, и что когда они будут готовы оставить лабораторию, пускай позовут ее, и она тогда вернется. Хотару ответила ей что-то, чего Ранма не расслышала, слишком поглощенная своим страхами и опасениями, чтобы обращать на это внимание. Они остались одни, и Хотару держала ее, держала и не желала отпускать. Ранма чувствовала, как ее трясет, чувствовала боль, циркулирующую внутри, ищущую способ вырваться, но всхлипы и плач ее были стиснуты намертво железной хваткой, не желающей их выпускать. Вместо этого она попыталась найти утешение в объятьях дочери. Это помогало... но страх отторжения слишком глубоко вонзил свои когти ей в сердце, и даже тепло любви ее дочери не могло полностью растопить его.

* * *

Васю тихо проклинала себя, оставляя за своей спиной двух страдающих девушек. В кои-то веки, ее любопытство, считавшееся ею сущим благословением, не принесло ничего, кроме мучений, и она проклинала его. Если бы она знала, что Мичиру хранит свое происхождение в тайне даже от своей собственной семьи, она бы нашла другой способ узнать все... но теперь она этого не могла, теперь, с учетом всего того вреда, что она причинила им обеим. На волне ее собственного эгоизма, ярого ее вынюхивания скрытых секретов рыжей, она зашла чересчур далеко, бесцеремонно нанеся страдания своим жертвам. Теперь она могла лишь надеяться, что вред, причиненный ею по незнанию, можно будет еще исправить. Что все исправится, несмотря на ущерб, причиненный ее действиями.

Выходя из лаборатории, ученая увидала настороженное ожидание в глазах Нодоки и любопытство в глазах остальных. Нодока и Кацухито с остальными определенно только что вернулись с их поединка, шедшего, пока она отсутствовала, и теперь с нетерпением ждали новостей о состоянии ее подопечных.

И Нодока, и Кацухито выглядели усталыми, но довольно-счастливыми, в то время как остальные явно еще не оправились от сюрпризов, обрушивавшихся на них весь день напролет, день, переполненный сюрпризами. Тэнчи и девушки исподволь бросали хитрые взгляды на взрослую парочку, взгляды, буквально источавшие веселье.

— Что там, Васю-чан? — первым бросился в атаку Тэнчи, Нодока чересчур нервничала, чтобы сразу набрасываться на маленькую рыжеволосую ученую.

— Мичиру и Хотару очнулись. Им нужна еще пара минут наедине, чтобы поговорить, и потом они к нам присоединятся.

— Очнулись! — хором завопили девушки дома Масаки.

— Но я думала, что они не очнутся до завтрашнего дня, — заметила Аека, первой оправившаяся от изумления. — По крайней мере, ты так сказала.

— Что, прямо так и сказала, да? — нахально ухмыльнулась Васю. — Что ж, благодаря моей несказанной гениальности и исцеляющим бакам, созданным мною же, они исцелились быстрее обычного.

— Мичиру всегда довольно быстро поправлялась, — заметил Кацухито.

— Да, это так, — с гордостью подтвердила Нодока. — И когда я смогу увидеть свою дочь?

— Они обе скоро появятся. Не знаю, правда, как скоро, обе они были до жути поглощены друг с другом, когда я уходила, — сообщила Васю. — Хотя, честно говоря, я ничуть не удивлюсь, если маленькой Хотару предстоят большие неприятности. Не думаю, что ее мать знала о том, что девочка заявится сюда.

Нодока кивнула, — Зная характер моей дочери, не удивлюсь, если Хотару повезет отделаться всего лишь домашним арестом за побег из дому. — Ухмылка Нодоки расплылась до ушей, стоило ей осознать, что с Мичиру все будет в порядке, кроме того, она просияла, осознав, что сегодня наконец-то встретится с приемной дочерью своей собственной дочери. Уже и без того невероятно довольное лицо Нодоки просияло еще ярче, стоило третьей радостной мысли придти ей в голову. Теперь Нодоке не надо было больше беспокоиться о состоянии ее дочери. Теперь все ее беспокойства сменились одной единственной мыслью "Внучата!" Она едва не отчаялась в ожидании того дня, когда же она, наконец, станет бабушкой... и вот теперь она ею стала...

— Не хочет ли кто-нибудь чаю, пока мы ждем? — поинтересовалась практичная, как всегда, Сасами. Лица остальных присутствующих радостно просияли при этой идее, чай от юной принцессы Джурая был просто божественен, а к чаю обычно шло испеченное Сасами печенье, а маленькая всеобщая любимица творила на кухне истинные чудеса. Увидав всеобщее согласие, выражаемое энергичным киванием головами, девочка заторопилась на кухню.

— Кацухито, какой-то ты чересчур счастливый сегодня, — начала Васю, с неприкрытым садизмом, — Это на тебе общество Нодоки так сказывается?

Нодока зарделась, как школьница, стоило ей распознать скрытый смысл, крывшийся в словах рыжей.

— Васю-чан, мы всего лишь провели поединок и чаю попили... — запинаясь, начала Нодока.

Впрочем, виноватый румянец на ее щеках тут же выдал ее. Зрелище, коего ни один из присутствующих в комнате не упустил.

Ответ Кацухито был более сдержанным, старший Масаки лишь улыбнулся, мягко добавив, — Я был рад увидать ее вновь.

Тэнчи и остальные обменялись проницательными взглядами. Несмотря на сдержанность и скупость его ответа, он лишь подтвердил уже сложившиеся у них подозрения, лучше, чем любая недомолвка или отрицание. В обычных условиях Кацухито выдал бы очередную свою остроту, или подколол бы какую-либо из девушек, слишком часто становившихся жертвами его юмора. Ответ же, нетипичный для знакомого им образа старого шутника, выдавал чувства, крывшиеся внутри него, чувства, о которых, возможно не подозревал и сам грандмастер стиля боя Масаки.

Но прежде чем сложившаяся ситуация обернулась еще большим смущением для новоявленной парочки, юная Сасами появилась в комнате с подносом вкусностей, и разговор перешел к другим, более безобидным вещам.

* * *

— Аканэ, не могла бы ты открыть дверь, пожалуйста? — донесся традиционно-жизнерадостный голос Касуми из ее кухонного царства. Так и не получив, в итоге, ответа, Касуми, вздохнув, увернула огонь под кастрюльками. Если это не займет много времени, она вполне сумеет разобраться с посетителем, и ничего не успеет так уж сильно испортиться. Ну, по правде говоря, она в этом доме была единственной, могущей судить о качестве ужина, могущей определить был ли он или не был "чуточку" неудавшимся, если только у нее не получится и впрямь сжечь что-нибудь. Но все равно, это было бы так мило, если бы кто-нибудь, хотя бы иногда, ей помогал. С тех пор как Ранма пропал без вести, жизнь, казалось, принялась увядать в доме Тендо.

Касуми выскользнула из кухни, с микро-хмуринкой на лице, делавшей и без того до невозможности привлекательную девушку еще прелестнее. Дядя Генма и ее отец сидели за игровым столиком, игнорируя все окрест. Причина, разумеется, была в том, что первый же, отвлекшийся от доски, в итоге дал бы другому возможность обеспечить себе сокрушающее преимущество. Оба жульничали напропалую. Набики была наверху, в своей комнате, Аканэ же... ее младшая сестренка тоскливо сидела на полу, тупо уставившись в телевизор.

— Аканэ, Аканэ, АКАНЭ! — каждый раз имя ее звучало громче и настойчивей.

Последняя попытка сработала, и Аканэ, наконец, вырвалась из своего ступора.

— А, что такое, онее-чан?

— Аканэ, не могла бы ты открыть входную дверь, пожалуйста? Я прямо сейчас готовлю ужин и мне нужно следить за ним.

Ответная реплика Аканэ была несколько слаба и неразборчива, улыбка ее вообще была лишь призраком былой, но она все же встала и пошлепала к входной двери, открывать ее. Молодая женщина с черными волосами, все еще жавшая на кнопку, по-прежнему стояла у двери, уже несколько раздраженная. При виде Аканэ, хмурое выражение ее лица быстро перетекло в профессиональную (хотя и фальшивую) улыбку, стоило двери приоткрыться.

— Да? Чем могу вам помочь?

— Надеюсь, что сможете, — отозвалась женщина устало, — У меня пакет для Саотоме Генмы. Здесь он проживает?

Аканэ кивнула, — Да, здесь. Я могу забрать пакет, или он должен за него расписаться?

— Да, мне потребуется его роспись, — оживилась женщина. — Это бумаги от адвоката.

Аканэ нахмурилась, чувствуя, как старый гнев пробуждается в ней. Что опять такое натворил этот бака-панда? Без сомнений, это предвещало очередные проблемы... к несчастью, проблемы Генмы также несли проблемы и для Ранмы... и для Тендо также. Младшая Тендо попыталась отогнать прочь боль, принесенную этой мыслью. С чего вообще должна она волноваться за этого урода? Он бросил ее... вот уже три месяца тому, как даже словечка от него больше не доносилось. Лишь сейчас Аканэ начала осознавать, сколь много он для нее значил.

Повернувшись, она заорала вглубь дома, — Генма, тут для тебя пакет пришел!

— Можете подождать пока внутри, он сейчас подойдет, — закончила она, вновь обратив внимание на женщину у двери.

Несколькими секундами позже Саотоме Генма наконец появился на сцене. Просто удивительно, что три месяца без сына проделали с некогда почтенным бойцом. Там, где некогда находился полный, жизнерадостный и громогласный мужчина, буквально заполнявший собой все свободное пространство, ныне стояла жалкая развалина, ссохшаяся пародия на былого Генму. Он стал свидетелем того, как мечта, питавшая его столько лет, улетучилась как дым, уничтоженная на корню тем, над кем он так долго и так безжалостно издевался, используя его в своих целях.

Аканэ презрительно фыркнула, и затем обрела привычное утешение в гневе, глядя на отца своего некогда жениха. Но даже гнев ее утратил что-то, что-то важное, что-то, чего она не могла указать точно, тут же рассыпавшись начисто. Дернув головой, девушка вновь скрылась в коридоре, вернувшись к своему телевизору и знакомой летаргии, охватывавшей ее все чаще с момента исчезновения Ранмы.

Эмоции Аканэ были расшатаны напрочь, да и сама она была ничуть не лучше. Частично она была счастлива до невозможности тем, что Ранмы рядом с ней больше не было. Стоило ему исчезнуть, как исчезло и постоянное давление на нее, теперь ей не грозил ежеминутно ненавистный брак, исчезло и безумие, и хаос, бывшие каждодневными спутниками его жизни. Но даже и с учетом этого всего, младшая Тендо не знала, как же ей управляться с его отсутствием. Он был для нее важен... может быть, она даже и любила его... Теперь она могла признать это, теперь, перед самой собой, теперь, когда его не было рядом, теперь, когда у нее было время подумать над всем этим без посекундного вмешательства всех этих проблем, что вечно сопутствовали парню.

И даже хотя она и признавала (по крайней мере, не вслух), что любила Саотоме Ранму, временами она все еще гадала, вышел бы хоть какой-нибудь толк из этого их брака. При всей любви, она просто не верила ему, физически не могла ему доверять. Аканэ не знала, смогла ли бы она вообще хоть когда-нибудь ему доверять... а один из краеугольных камней брака — обоюдное доверие.

Но все равно, частично она признавала, что некоторая часть всех этих проблем была полностью на ее совести. Она слишком быстро предполагала худшее, когда дело касалось некоего парня с косичкой. Теперь же, когда он исчез (и хаос вместе с ним), она начала вспоминать те их моменты, когда они были вместе. Вспоминать и оценивать заново. Она вспомнила, сколь быстро тогда предположила, что Неко-Ранма мог поцеловать кого угодно, что их первый поцелуй был ничем иным, кроме как случайностью. Она вспомнила, сколь часто принимала сторону Рёги и как она непоколебимо была уверена в том, что это Ранма всегда виноват в их стычках. Да, теперь она могла признать, что временами в этом мог быть виноват и Рёга. Она могла признать, что часть всех этих проблем была на ее совести.

Не все, конечно. Вовсе не все. Ранма тоже был виноват. Как он ее раздражал своей чертовой нерешительностью и незрелостью. Да, конечно, определенная вина тут лежала на том, кто его вырастил... тут уж без сомнений. Может быть, Генма и был великим мастером боевых искусств, но он был настоящим ублюдком во многих других областях, раздражавшим неимоверно. Но все равно, вне всякого сомнения, все могло бы быть и иначе, если бы они оба постарались как следует.

Вообще-то, часть ее отчаянно желала его возвращения. При всех его недостатках, он всегда приходил ей на помощь в худших из ситуаций. С другой стороны, большая часть этих ситуаций происходила как раз по его вине. Их бы не было вовсе, если бы он так и не появился в ее жизни. Но с третьей стороны (Аканэ криво усмехнулась при числе сторон, с которых, оказывается, Ранму следовало оценивать), некоторые — вовсе нет. Это глупость ее собственного отца создавала те многочисленные проблемы с "принцами" и прочими уродами, превращавшими ее жизнь в сущий кошмар.

Аканэ вздохнула. Она не знала, что ей и думать. Одно уж было точно, Ранма перевернул всю ее жизнь кубарем. Он был ее первой любовью, и даже с учетом всех тех проблем, что он ей устроил, в его присутствии она испытывала чувства, никогда не испытываемые ею прежде.

Но все равно, он сбежал, его больше не было, и не было никаких признаков того, что он когда-либо вернется. Да, они, бывало, скандалили и прежде, бывало, он убегал, но все равно, этот бака всегда возвращался... но в этот раз не стал. Тот факт, что он сбежал окончательно, тот факт, что он поступился своей честью, что честь, которой он столь дорожил, не удержала его, изумляла ее несказанно, даже сейчас.

Ее жизнь определенно пошла другим путем после того, как он ушел. Остальные "невесты" по-первости устроили ей нелегкие деньки, да и сейчас, когда им доводилось сталкиваться, было не лучше. Но это она могла пережить.

Куно Кодачи была хуже всех, но Аканэ этой чокнутой гимнастки не боялась вовсе. Она здорово подтянулась за то время, пока Ранма был здесь, и научилась многому. Конечно, к его уровню ей вряд ли удастся когда-либо приблизиться, но она все равно стала лучше. Укё тогда рассвирепела... или скорее озверела, за неимением лучшего слова, могущего описать ее состояние, но все равно, сколь бы не ярилась девушка с лопатой, она никогда не угрожала непосредственно самой Аканэ. Поведение Шампу стало для всех наибольшим сюрпризом. Как только всем стало абсолютно ясно, что Ранма не вернется, она просто принялась игнорировать Аканэ... единственным комментарием с ее стороны было то, что ее "ай'лену" давно было пора уже бросить "злюку-девку". Их пути редко пересекались. Да, так оно и было, помимо редких проверок, время от времени, не вернулся ли Ранма в додзе, она вообще не показывалась ей на глаза, вместо этого убивая все свободное время на самостоятельные поиски Ранмы.

Погруженная в свои мысли Аканэ практически не прислушивалась к разговорам за ее спиной и даже и не слышала, как входная дверь открылась и закрылась вновь, когда девушка-посыльная ушла. Треск разрываемой бумаги и шелест страниц также не затронул ее... до тех пор, пока Генма не издал дикий вопль.

Подпрыгнув, Аканэ уставилась на своего будущего свёкра (если только она еще могла его так звать). Лицо Генмы было ошарашенным донельзя; впрочем, вскоре то же выражение проявилось и на лице Аканэ. Генма сжимал в руках письмо... и ножны, в которых некогда находился фамильный клинок Саотоме.

— Что за... — Генма тупо уставился на пустые ножны, затем снова глянул на сложенный листок бумаги, пришедший с ними.

Его едва не хватил приступ, стоило ему осознать, что это была за бумага. Это было то самое его чертово согласие на сеппуку, тот самый чертов контракт, пожелтевший от времени. Затем он осознал, что его вернули ему, но почему же тогда ножны фамильной катаны были пусты? Генма тупо уставился на истертый документ, прежде чем заметил, что с оборота листка проступают следы свежей надписи. Перевернув документ, он неверяще прочел слова, написанные Нодокой.

— Она... она со мной развелась... — заикаясь, сказал Генма, — Нодока отказалась от имени Саотоме и стала ронином, и она заложила фамильную катану Саотоме.

— Она ЧТОО?!?!! — Аканэ обнаружила себя кричащей во все горло.

— Нодока вычеркнула свое имя из списков рода... и свое, и Ранмы. — голос Генмы срывался, он безотрывно переводил взор с листка на пустые ножны и назад. — Она пишет, что мои клятвы столь же пусты как эти ножны, и в отличие от моей чести, что я продал столь дешево, фамильный меч я, по крайней мере, могу выкупить.

— О боже... — эхом донеслось восклицание Касуми от дверей кухни.

Молчание повисло в комнате, пока наконец чей-то полушепот не положил ему конец.

— Что же, Саотоме, похоже, что они, наконец, от тебя освободились, не так ли? — голос Набики был холоден, как лед.

— Что... что там о Ранме? — прошептала Аканэ, разрываясь между внезапно вспыхнувшей надеждой вновь обрести свою исчезнувшую любовь и страхом пред неминуемым безумием, что последует следом.

— Ничего... — глухо отозвался Генма, по-прежнему пребывая в шоке от прочитанного, мозги его упорно отказывались работать после того, что на него обрушилось. — Она просто вычеркнула их обоих из списков. Здесь не сказано ничего ни о новом роде, в который они перешли, ни о том, где он может быть.

— Но разве тетя Нодока знает, где Ранма? — тут же поинтересовалась Набики, глаза ее заблестели, а в голосе ее отчетливо прозвучало беспокойство и что-то еще, неуловимое.

— В последний раз, когда я спрашивал ее, она сказала, что Ранма ушел и что он не вернется. — потерянным голосом отозвался Генма.

— Так ничего нового о нем там нет? — продолжала давить на него Набики.

— Ничего, — тихо отозвался единственный ныне представитель рода Саотоме. — Ничего...

Набики нахмурилась, она до сих пор так и не оставила надежду найти Ранму. Она продолжала надеяться, что он все же вернется или хотя бы даст о себе знать.

Да, конечно, Набики знала, что для нее, скорее всего, было уже поздно добиваться того, чего она так желала. Но с другой стороны, прежде, до его отбытия, он для нее так никогда и не был чем-то большим, чем просто другом. Другом, о котором она и не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Она все еще надеялась, что вернет его дружбу, что она сумеет обрести своего друга вновь, но каждый прошедший день отгрызал по кусочку от ее надежд, а у нее было не так уж и много друзей, чтобы разбрасываться ими. Возможно, они с Ранмой могли стать и чем-то большим, чем просто друзьями, в конце концов, она была умнее Укё. Если все, чего он захочет от нее, это дружбы, она с радостью пойдет на это. Не колеблясь. В конце концов, он был одним из тех немногих людей, что приняли ее такой, какая она есть, а для нее это значило очень многое.

Плечи Набики опустились, и она побрела назад в свою комнату. Это было очень мило, видеть как панда получила, наконец, по заслугам, но все равно, в душе ее оставалась странная пустота, которую нельзя было заполнить ничем. Она тосковала по Ранме, и месть, сколь бы сладостна она не была, не могла заменить живого его. Он был ее другом, и она без него не могла.

— О боже, что же я сделал не так...? — простонал Генма. И внезапно его отчаяние переросло в гнев, когда слова, написанные Нодокой, наконец, дошли до него.

Шок, испытываемый им, тут же перешел в дикую ярость, и он злобно зарычал, — Это неблагодарная сука... да как она посмела... эта сука, и этот мальчишка... всю мою жизнь...

— Дядя Генма, — голос Касуми был нехарактерно холоден, и в обращении ее слышалась неприязнь и даже гнев.  — Я не ПОЗВОЛЮ вам оскорблять тетю Нодоку. Вам некого винить во всем происшедшем, кроме себя... и своего брюха. Если я еще хоть раз услышу, как вы оскорбляете ее подобным образом, вам самому придется на себя готовить, стирать и убираться, поскольку я этим заниматься не стану. И я не потерплю от вас ни слов, ни действий, могущих причинить вред ей или, тем более, Ранме.

Все присутствующие ошарашенно уставились на обычно тихую и неприметную девушку, от которой они столь во многом зависели. Взгляд, обращенный ею на Генму, в полевых условиях проплавил бы насквозь броню тяжелого танка. Теплая улыбка и знакомое им беззаботное выражение лица ушли, сменившись отвращением и неприязнью, казавшимися дикими на ее нежном лице. Не сказав больше ни слова, Касуми развернулась и скрылась на кухне. За ее спиной оставались Набики, ошарашенная, но, пожалуй, довольная и нежданно благодарная, Генма, тихо исходящий злобой, и ее маленькая сестренка Аканэ, хватающая ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды. Все же были некоторые вещи, знала Касуми, вещи, что даже ей не под силу было исправить... и она даже и не пыталась этого делать.

* * *

— Ты готова, дочь моя? — поинтересовалась Нодока, опустив глаза на Мичиру.

Нодока слабо улыбнулась. Для нее все еще было странно думать об Мичиру как о Ранме. В конце концов, девочка росла у нее на глазах. Она потратила годы, наблюдая, как та учится и растет, видела, как она превращалась из томбойстой девчонки-непоседы в настоящую леди. Да, разумеется, она и сама приложила к этому немалые силы. За все те годы, что Ранмы не было с нею, ее сердце прикипело к юной сироте. Каким-то образом для нее стало даже более натуральным думать о своем ребенке как о Мичиру, чем как о Ранме.

Это было тяжело, очень тяжело, ждать все эти два года, два года жизни Ранмы у Тендо. Ей приходилось смотреть на то, как ее сын проходит через ад на земле, ад, и заставивший ее стать Мичиру. И даже так, все равно немного она была даже рада этому. Благодаря этому она смогла быть рядом с Мичиру тогда, когда просто не могла физически быть рядом со своим сыном. Однако одно она знала точно, без сомнения, по закону там или нет, Мичиру была столь же (если не более) ее дочь, как и дочь Кайо. Мичиру была в ее жизни... и она не жалела об этом, ни на секунду.

— Думаю что так, мама, — твердо отозвалась Мичиру. — Как думаешь, Хаппосай сдержит свое слово?

Нодока помолчала, всерьез обдумывая вопрос, заданный ей дочерью, все это время поглаживая катану, лежавшую рядом с нею, черпая умиротворение в одном ее присутствии, умиротворение, никогда не испытывавшееся ею от фамильного клинка Саотоме. Клинка, оскверненного обещанием сеппуку, данным Генмой. Клинка, впитавшего худшие ее страхи и кошмары, клинка, что она носила столь долго из соображений чести семьи, к которой она более не принадлежала.

И вообще, это было странно. Генма никогда не проявлял интереса к Искусству меча, хотя и происходил из почтенной самурайской семьи. Вместо этого он презирал оружие и глядел сверху вниз на тех, кто использовал его. Оглядываясь назад, Нодока гадала, не была ли его неприязнь к самой идее оружия продиктована все тем же отсутствием понятия о личной чести. В конце концов, тот, кто истинно следует путем самурая, ставит честь и долг превыше всего... в то время как Генма превыше чести и долга ставил себя самого. Слишком часто она становилась свидетелем его жадности и эгоизма. Итогом его собственного бесчестия стала неразрешимая ситуация, из которой ее собственный сын физически не мог выбраться, не утратив уже своей чести. И даже теперь, она все еще сомневалась, что осознавала все те тяготы, через которые Мичиру пришлось пройти, будучи Ранмой.

Этот же клинок, что был ныне с нею, происходил из ее собственного рода, рода Изагомо, но являлся частью наследия Дома Масаки вот уже долгое время. Она и Кацухито только закончили спарринг, когда он попросил проводить его до храма на чашечку чая, немного поговорить. Она не подозревала ничего, полагая, что он желал поговорить с ней о Мичиру и о тех событиях, на которые был богат сегодняшний день. Он так и сделал, и они довольно долго говорили об их общей ученице, но разговор их лишь ею не ограничился.

После того, как они допили чай, он ушел в задние комнаты храма, а когда вернулся, в руках у него были две пары клинков. Первый комплект он предложил ей как дар, пару мечей, что и сейчас были с ней.

Это были мечи высочайшего качества, истинный шедевр искусства изготовления клинков. Сработанные в старом стиле, они были выкованы из лучшей стали, безупречные и крепкие. Мастерство изготовления ножен и фурнитуры вполне соответствовало клинкам. Она пыталась отказаться, говоря своему сенсею, что она всего лишь ронин и недостойна подобных клинков...

Нодока улыбнулась, вспоминая его ответ. Сенсей Масаки лишь рассмеялся мягко, сказав, что знает один род, что более чем с радостью примет ее. Она зарделась, припомнив первую свою реакцию на его слова, на секунду, на кратчайший из моментов, ей показалось, что он... Покачав головой, Нодока попыталась выкинуть из головы эти мысли. Он предложил ей вступить в его род, и она согласилась.

Затем он рассказал ей историю клинков, предложенных ей. Это были клинки ее прародительницы Фунао, некогда принадлежавшей роду Изагомо, а затем Дому Джурай. Дому, по словам Кацухито, связанному родственными узами с родом Масаки, Дому, которого нет и (если подозрения ее дочери были верны) никогда и не было в каких земных списках родов.

Кацухито не раскрыл ей всего, а когда она попыталась на него надавить, просто сказал ей, что время этого рассказа еще не пришло, но все же подтвердил, что происходит от Фунао по прямой линии, и уверил ее, что та бы гордилась, зная, что ее клинки теперь будет носить такая женщина, как Нодока. С учетом этого факта (и честно говоря, тут же влюбившись в эти клинки, стоило ей их увидать), в итоге она согласилась.

К ее удивлению, Кацухито продолжил дальше, сообщив, что вторую пару клинков он предложит в дар Мичиру, в подтверждение ее мастерства и уровня, достигнутого ею в искусстве меча. Он сказал, что уверен в том, что на этом Мичиру не остановится, и сказал, что эти клинки он сам носил в молодости.

Хотя они выглядели довольно непритязательно, все же было в них что-то, приковавшее к ним ее взгляд. Все походило на то, что внешний вид их был обманчив, что это были особенные клинки... со своей судьбой, и что свой долг до конца они еще не исполнили.

— Мама? Ты в порядке?

— Да, дочь моя. Я в порядке. Просто задумалась о тех клинках, что сенсей подарил мне сегодня.

— Так это сенсей Масаки тебя одарил, или же Масаки Кацухито преподнес тебе их в дар? Очень миленький дар, что и подобает преподносить такой самурай-ко как ты...

Поддразнивающие нотки отчетливо были слышны в ее голосе.

— Ну-ну, Мичиру... Все вовсе не так...

— Ты так в этом уверена, мама? В конце концов, он взял тебя в свой род.

Нодока не смогла удержать румянца, вызванного словами ее дочери.

— А может быть, он родом не ограничится? Может быть, и в состав семьи введет... — улыбаясь, продолжала Мичиру, едва сдерживая смех.

— Мичиру, довольно. — нахмурилась Нодока. — Кацу... Сенсей гораздо старше, чем ты думаешь.

— Знаю, мама, — но блеск в глазах Мичиру показывал, что она не упустила оговорки, сорвавшейся с ее языка.

Нодока также не упустила знакомых бесенят, плясавших в глазах ее "дочери", и не смогла унять дрожь при мыслях, вызванных в ней словами Мичиру. Да, это правда, в молодости она была влюблена в своего сенсея, давным-давно, когда в ее жизни еще не было никакого Саотоме Генмы. Да, правдой было и то, что ее сенсей все еще не был так уж стар, хотя по возрасту вполне годился ей в отцы.

— А кроме того...

— Мичиру, я же сказала, довольно.

— Ну-у... мам. Я просто хотела сказать, что с его уровнем контроля ки он будет в добром здравии еще много, много лет.

Несмотря на всю невинность ее замечания и свое осуждение, Нодока не могла не задуматься над словами своей дочери... и одно можно было утверждать о Масаки Нодоке уверенно — если она чего-либо хотела, она шла на все, делала все возможное и платила любую цену, от нее требующуюся. Она заплатила свою цену за то, чтобы быть с Генмой. Может она заплатить и за...

— Я ничего не прервал? — поинтересовался Масаки Кацухито, подходя к тихо разговаривающим женщинам.

— Ничего важного, сенсей. — отозвалась Мичиру за них обеих, — Васю-чан не сказала, сколько ей еще времени потребуется, чтобы, наконец, вытащить Хаппосая из банки?

— Васю сказала, что минут через пять. И еще пять минут на то, чтобы он очнулся.

* * *

Масаки Кацухито, не отводя глаз, следил за своими бывшими ученицами, приближаясь к ним. Мичиру и Нодока тихо разговаривали, сидя на коленях у низенького столика. Суля по выражениям их лиц, было абсолютно ясно, что что-то здесь происходит. Его отточенное временем шестое чувство вопило благим матом, что ему стоит проследить за их диалогом. Он не знал, о чем именно они говорят, но определенно не о Хаппосае или той встрече, что им предстояла через несколько минут.

Мичиру выглядела гораздо менее скованной и значительно более расслабленной, чем по прибытию. Нодока же, с другой стороны, выглядела до жути смущенной и явно нервничавшей.

~ Нодока по-прежнему прелестна, и дочь ее тоже, ~ рассеяно отметил Кацухито, направляясь к ним.

Хранитель храма Масаки с большим трудом подавил желание с размаху огреть себя кулаком по затылку, изгоняя эти свои мысли. Нодока все еще казалась ему сущим ребенком, как, честно говоря, и большинство современных чистокровных землян. Мало того, она была того же возраста, что и его дочь Атика. Но все равно, он вынужден был признать, что она была потрясающа и что она была одинока почти столько же времени, сколько и он.

~ Черт, да ты достаточно стар, чтобы быть ее отцом, ~ сурово напомнил себе Кацухито. ~ и она знает это. В конце-то концов, это был практически ее второй дом, когда она была ребенком. ~ Да, они с Атикой были лучшими подругами, вплоть до ее безвременной кончины. Но все равно, слова эти, несмотря на всю их истинность, не несли ему успокоения. В итоге, сдавшись, Кацухито решил перейти к делу, пока эти мысли не завели его куда похуже.

— Я ничего не прервал? — поинтересовался Масаки Кацухито, направляясь к ним.

— Ничего важного, сенсей. — отозвалась Мичиру за них обеих, — Васю-чан не сказала, сколько ей еще времени потребуется, чтобы, наконец, вытащить Хаппосая из банки?

Кацухито не упустил взгляда, брошенного на него женщиной, сидевшей к нему лицом. Выражение лица Мичиру более подходило кошке, рассматривающей мышь в своих лапах, чем ученице, почтительно глядящей на уважаемого ею сенсея. Нодока же, с другой стороны, краснела и глядела куда угодно, только не на него, неожиданно проявляя рьяный интерес к гладко оструганным доскам пола.

Чувствуя себя как та самая мышка, о которой он только что думал, Кацухито ответил на ее вопрос, и от греха подальше быстро перевел разговор на обсуждение деталей предстоящей им встречи.

* * *

— Ну, Хаппосай, готов ты подписать мою лицензию? — пропела Ранма, и голос ее был в достаточной мере слащав и приторен, чтобы любой дантист, просияв от восторга, принялся потирать руки. Уже более сдержанным и серьезным тоном она продолжала, — Или у тебя настолько мало чести, что ты примешься оспаривать наши условия?

Хаппосай простонал, глянув в неумолимые глаза свидетелей Ранмы. Нодока не сказала ничего, но блеск в ее глазах и то, как она поглаживала катану, лежавшую у нее на коленях, лучше всяких слов сказал старому извращенцу, что его ждет, стоит ему устроить ее сыну какие-либо проблемы в получении требуемого. Хаппосай не был уверен, где она обзавелась подобным оружием, но это определенно не был фамильный клинок Саотоме. Да, несомненно, легко было углядеть, что за всем этим кроется нечто большее, чем видно с первого взгляда.

— Нодока, вижу, ты больше не расхаживаешь с катаной Саотоме... — закинул наживку Хаппосай, как опытный рыбак.

— Нет, и никогда больше не буду. Я развелась с Генмой и принята в род Масаки, — коротко отозвалась Нодока.

Усилием воли Хаппосай заставил себя сохранить невозмутимость. Да уж, вот это сюрприз. Она терпела выходки этого идиота Генмы почти двадцать лет. Что же такого должно было произойти, чтобы она с ним развелась? Может, это имеет какое-то отношение к Ранме? С учетом ее вечной приверженности к долгу и чести, скорее всего, так оно все и есть, но что же именно? Да что такое произошло с этим парнем за последние несколько месяцев?

— Понятно, — коротко отозвался Хаппосай. — А чего это он здесь делает? — заметил он, ткнув чубуком трубки в сторону Кацухито Масаки.

Хранитель храма был более сдержан, и лицо его не выражало ничего. Однако такими простыми трюками Хаппосая было обмануть нельзя. Он не зря прожил без малого три сотни лет. Уж не Масаки Кацухито его дурачить. Хаппосай считал, что мог бы сделать мастера меча даже с практически истощенными запасами ки... если сумеет первым нанести удар. Честный бой, ну-у, это было совсем другим делом. Даже полностью исцеленный, он не был уверен, что сумел бы одолеть священника, а прямо сейчас ему не стоило и думать об этом, вообще. Есть множество более приятных способов самоубийства. И стоит также принимать во внимание и Ранму. Вряд ли он останется в стороне... или все же она?

— Как один из судей поединка, я здесь для того, чтобы удостовериться в том, что условия будут выполнены до последней запятой, — спокойно отозвался Кацухито. — Впрочем, я уверен, что мое вмешательство не потребуется, поскольку честь диктует, чтобы ты исполнил обещанное.

Хаппосай нахмурился, вырвав немного времени на размышление раскуриванием своей трубки. Что-то здесь было не так, он знал это. В обычных условиях Ранма оставался в проклятом виде настолько мало, наколько только мог, меняясь в парня сразу же, как только подворачивалась возможность. Но сегодня он не просто начал поединок как девчонка, но даже и сейчас оставался в этом виде. Мало того, у него явно была возможность трансформироваться, с учетом исходящих паром чашек, стоявших на столе перед ними. Мало того, даже Нодока, что странно, не говорила ничего насчет его внешнего вида. С тех пор как она узнала, что Ранма и Ранко один и тот же человек, она обычно чуть ли не первой предлагала ему горячую воду, предпочитая видеть перед собой своего сына, а не "дочь".

Старый боец скривился, проклиная свою раскалывающуюся голову, напрягая все свои ки-резервы на исцеление. Кто бы ни обрабатывал их раны после боя, он явно излечил Ранму полностью, но не пожелал проделать то же и с ним. Он не был уверен, что с ним произошло, последнее, что он помнил, прежде чем очнуться на диване Масаки, был удар, прилетевший ему в голову. Наложившийся на все то, что он получил помимо этого в ходе боя. Неудивительно, что он сейчас чувствовал себя словно только что выкрученная половая тряпка. Да, так и есть, Ранма определенно исцелен полностью. Хаппосай знал несколько приемов, могущих обеспечить подобное быстрое исцеление, но требовалось быть мастером-целителем для их применения, и даже он не смог бы с ними столь эффективно управиться.

Да, разумеется, он умел быстро исцеляться, но не настолько быстро. Чтобы исцеляться быстрее, чем прямо сейчас, ему требовались солидные запасы ки, а прямо сейчас он был пуст, иссушен, выжат до капельки. Ему бы здорово помогло, если бы он мог полапать одну из женщин, сидевших напротив него, а то и поосвобождать при этом чуточку "шелковых сокровищ"... но он не мог этого. Одним из условий, на которые он согласился перед боем, было оставление Ранмы и ее друзей в покое, и это определенно включало всех девушек в храме. Но даже если бы это и было и не так, Хаппосай сомневался, что он, в своем-то состоянии, пошел бы на подобное. Уж чересчур мощную ауру они все генерировали, подозрительно мощную...

— Парень, — начал Хаппосай, — Я дал тебе свое слово, и невзирая на то, как ты обо мне думаешь, я всегда держу свое слово, — он нахмурился под скептическими взглядами, которыми его одарили Ранма с Нодокой. — Признай, парень, так оно и есть. Назови хоть один случай, когда я дал слово и не сдержал его.

Хаппосай внимательно следил за лицом Ранмы, обдумывающей его слова. Кивок, в итоге полученный им, был неохотным, но, тем не менее, его можно было считать согласием.

— Это так, старикан. Может быть, ты и извращенец, и вечно обращаешься со словами, выворачивая их наизнанку так, как Набики и не мечтала, но должна признать, когда и вправду даешь свое слово, ты его держишь... по крайней мере, формально, — донеслось до него неохотное признание Ранмы — Вместо уверток, ты обычно выдвигаешь условия и оговорки, через которые невозможно пройти.

Кривая ухмылка появилась на лице Ранмы. — Ты обещал Таро, что сменишь ему имя, но всегда увязывал это с непременной победой надо мной... а он так никогда и не добился этого, как минимум, не достаточно для того, чтобы сделать все то, что ты просил его сделать.

— Точно так, мой мальчик, — самодовольно ухмыльнулся Хаппосай. И затем сварливым тоном грандмастер стиля Непрерывной Адаптации продолжил. — Я был удивлен, сколь умело ты перекрыл все лазейки, оговаривая условия перед поединком.

— Спасибо, старалась. Так ты подпишешь мою лицензию или нет?

— А ты разве не хочешь, чтобы я раскрыл тебе настоящие секреты моего стиля? Я владею такими приемами и техниками, которых ни один из моих учеников и не видал никогда... — Хаппосай ушел от ответа своим собственным вопросом, вопросом, ответа на который он и ждал и опасался одновременно.

Даже продолжая говорить, Хаппосай изучал своих оппонентов. Да, может быть, он сейчас был и не в самой лучшей форме, но извращенный мастер-боец не собирался так уж легко сдаваться. Перед началом поединка он так и не разглядел как следует как свидетелей боя, так и наблюдателей. Хаппосай покачал головой, он ненавидел это признавать, но его самоуверенность и нахальность в который раз его подвела. Он был уверен на все сто, что даже такой многообещающий ученик, как Ранма, не сумеет за каких-то три месяца обучиться в должной мере, чтобы побить его в бою. Зря.

— Мне хотелось бы узнать о них, — был отзыв Ранмы. — Но только и исключительно на моих условиях. На условиях, оговоренных мной перед поединком.

И вновь Хаппосай покачал головой. Он определенно что-то пропустил. Когда это Ранма стал таким умным и предусмотрительным? Нет, определенно, потенциал у него имелся. Хаппосай слишком хорошо знал его, чтобы верить в тот образ недалекой деревенщины, разыгрываемый им. Но вплоть до этого дня потенциал оставался лишь... потенциалом. Ранма был непростительно глух ко всему, что не относилось к боевым искусствам. А теперь же он говорил как вышколенный крючкотвор. Что самое странное, в речи своей он использовал женскую манеру речи. Да что такое произошло с парнем за последние три месяца? Что-то изменилось, и Хаппосай желал знать, что именно.

— Но Ранма, — проныл Хаппосай, — Неужели ты откажешь старому человеку в последних его нескольких маленьких радостях в этом мире?

— Можешь не давить на жалость, старикан. Либо ты подчиняешься условиям сделки, либо валишь на все стороны и оставляешь меня в покое нахрен! — гневно отозвалась Ранма, и взгляд ее стал остер как клинок и холоден как айсберг.

— Не кипятись так, парень. Я уже сказал, что исполню свою часть сделки.

— Тогда сделайте это, мастер Хаппосай, — нарушил тишину Кацухито. — У меня здесь сертификат, на котором вам нужно расписаться.

Хаппосай молча взял подготовленный документ, принявшись его изучать. И затем брови его взлетели на лоб. Он ошарашенно уставился на них.

— Что тут такое происходит, парень? Здесь сказано, что я лицензирую какую-то девчонку по имени Кайо Мичиру!

— Так и есть, — отозвалась Ранма, и холодная улыбка появилась у нее на лице.

— Но... но... девчонку? Ты собираешься оставаться девчонкой?

Хаппосай не был бы более изумлен, увидав Генму, безвозмездно одалживающего кому-то деньги. Да что такое произошло с этим парнем? Были лишь четыре константы в том хаосе, что Ранма звал своей жизнью. Первое — что его отец козел, ищущий любой возможности поживиться за его счет. Второе — это возможность Ранмы очаровывать женщин, даже и не стремясь к этому. Третье — то, что Ранма никогда не сдается и никогда не признает поражений. И четвертое, и самое главное — то, что Ранма никогда... вообще никогда не смирится со своим проклятьем. В конце концов, даже Генма иногда упускал возможность запродать своего сына по дешевке, и раз в сто лет находилась женщина, что не интересовалась Ранмой... или хотя бы внешне не проявляла к нему интереса. Но принять проклятье?!!! И вновь Хаппосай принялся гадать, что за ХРЕНЬ приключилась с парнем за прошедшие три месяца?

Глянув повнимательнее на своего будущего наследника, Хаппосай запустил его глубокое ки-сканирование и едва не упал в обморок. КИ РАНМЫ БЫЛО КИ ЖЕНЩИНЫ!!! Ни следа мужского ки не было в ЕЕ ауре.

— Что-то не так, Хаппосай? — осведомилась Ранма (или скорее Мичиру), мягко и без малейших следов гнева в ее сладком тоне.

— Что ты с собой сделал, Ранма? — выдохнул Хаппосай, — Твое ки, оно... оно... — он затих.

— Женское? — невинно заметила Ранма, уставившись ему прямо в глаза.

— Д...да, — выдохнул, наконец, Хаппосай после долгой ошарашенной паузы.

— Все просто. — Ранма помолчала для большего эффекта, и лицо ее приобрело озорные черты, — Я заблокировала проклятье.

Ранма пожала плечами, прежде чем продолжать, — Это был единственный способ выбраться из всего этого. Невозможно было удовлетворить всеобщие претензии с честью, оставаясь Ранмой. Проклятье не собиралось рассасываться, а мне нужно было перехватить контроль над своей жизнью. Мне надоело зависеть от милостей судьбы или от каждой капли воды.

Ранма отхлебнула из своей уже давно остывшей чашки. — Я была уродцем из цирка, меняя пол от каждой пригоршни воды, а уж когда шел дождь... Так мне лучше, по крайней мере, я ни от чего не завишу.

— Но... но...

— Это был мой выбор, и только мой.

— Но даже это не объясняет, как твое ки изменилось столь быстро.

— Долго рассказывать, старикан, кроме того, я не думаю, что тебе нужно это знать, — отмахнулась Ранма, но в голосе ее прозвучала сталь.

Хаппосай нахмурился и вновь вернулся к сертификату, лежавшему перед ним. Набросав на нем штрихами свою подпись, он приложил свой ханко и передал документ Масаки Кацухито.

— Сделано.

Повернувшись к своему бывшему ученику и, возможно, будущей наследнице, грандмастер Школы Непрерывной Адаптации продолжил, — Ран... Мичиру, мне бы хотелось со временем передать тебе Школу. Если я соглашусь с твоими условиями, примешь ли ты пост наследника полного и единого стиля Непрерывной Адаптации?

Хаппосай с нетерпением ждал ответа своей ученицы. Столь многое теперь зависело от ее ответа. За все его три сотни лет он не видал столь многообещающего ученика как... Мичиру. Да, Генма и Соун могли похвастаться определенным потенциалом, потенциалом, промотанным ими, промотанным, как детишки растрачивают карманную мелочь на конфеты, видеоигры и прочие глупости. Но даже их потенциал был ничем, по сравнению с потенциалом... девушки, сидевшей перед ним.

— Если вкратце... — начала Мичиру, но затем, сделав паузу, вперила тяжелый взгляд своих сапфировых глаз в возбужденного сморщенного старика. — Я подумаю над этим. Если ты можешь держать свое слово, то могу и я, — наконец ответила она.

Хаппосай с облегчением выдохнул, выдох, который он и не заметил, как сдерживал.

— Мичиру, я даю тебе свое слово бойца. Я не буду говорить, что стану вести себя примерно и не дозволять себе ничего, даже изредка... — увидав, как гневно полыхнули ее глаза, он заторопился дальше, — Но я обещаю одно. Если я сделаю что-либо не так, я извинюсь... и приму свое наказание.

— В таком случае, Хаппосай, посмотрим... — ответила Ранма, нет, Мичиру, и затем голос ее вновь стал ледяным. — Но если ты побеспокоишь моих друзей или семью... — она не стала заканчивать фразы, подвесив ее, но угроза была ему кристально ясна, вися над его головой ничуть не хуже Дамоклова меча.

— Если ты будешь появляться у Тендо, я передам тебе, как со мною связаться.

Хаппосай кивнул. — Если меня там не будет, Касуми передаст мне послание. Но как ты собираешься разобраться с Генмой и Соуном?

— У меня есть план и на этот случай, — мягко заметила рыжеволосая, но помимо этого, самим тоном давая ему понять, что разговор их окончен.

— Ну, мой ма... девочка, — поправился Хаппосай, — Я пошел. Надеюсь, что скоро о тебе услышу.

Остальные лишь кивнули ему и проводили его взглядом, когда сморщенный старый извращенец попрыгал прочь.

* * *

Ранма уставилась на свиток, что был на ее ладони. Столь многое ей пришлось пережить, чтобы добыть его. Было ли все это напрасно? Стоило ли это того? Стоил ли этот листок бумаги всего этого риска... стоил ли он возможной потери ее семьи? С самого начала все это было лишь азартной игрой и лишь время определяло, кто будет победителем, а кто уйдет с пустыми карманами.

— Мичиру, ты уверена, что желаешь потолковать с Рёгой именно сегодня? — прервал размышления Ранмы голос ее матери.

— Хай... да, мама, уверена.

— Но зачем тогда просить Васю-чан исцелять его полностью, когда бы ты могла сделать с ним то же самое, что и с Хаппосаем?

Нодока попятилась, увидав выражение глаз своей дочери. Ярость, злоба, гнев, все они были туго стиснуты, находясь под суровым контролем, но, тем не менее, присутствовали в них.

— Я не хочу, чтобы ему было чем оправдываться, когда мы, наконец, с ним разберемся, — голос Ранмы был тих, но все присутствовавшие слышали лед в ее тоне, — Это будет его последний шанс. Никому не дозволено причинять вред членам моей семьи. — Последние свои слова она практически прошипела, они были столь холодны, что казалось — сам воздух вокруг них замерзает, выпадая снежинками.

— Никому... — повторила Ранма. — Давайте Рёгу.

~~ Конец 11 главы ~~

Автор:
Ranger5
ranger@accessus.net