Автор: Ranger5

Перевод на русский: Siberian Troll

Томбойка вовеки

Наконец томбойка

Глава 8 — "Рубим старые узы и обзаводимся новыми..."

— Прелесть, — тихонько и любяще шепнула Ранма.

Она смотрела на лицо девушки, находившееся в десятке сантиметров от ее собственного, испытывая несказанное довольство. Во сне Харука выглядела столь мирной, столь безмятежной... какой разительный контраст по сравнению с обычно экспрессивной и неудержимой томбойкой.

Обе они лежали на постели, руки и ноги их все еще были переплетены после ночи любви. Ранма наслаждалась объятиями Харуки, рефлекторно сжавших ее еще крепче, стоило ей прильнуть к ней теснее. Они так и заснули, лаская друг друга, вымотанные страстью до предела, и ничего для Ранмы не было в мире слаще, чем просыпаться поутру рядом со своей томбойкой... даже Искусство по важности своей не могло для нее сравниться с Харукой.

И разумеется, с ее точки зрения, Харука сегодня утром была прелестнее, чем когда бы то ни было. Ничуть не умаляло ее красоты и то, что светлые волосы ее возлюбленной местами спутались до невозможности, а местами торчали во все стороны, как будто подвергнувшись воздействию электрошока. Ранма удовлетворенно ухмыльнулась. Да уж, потребуется нечто большее, чем просто душ и пара минут наедине с расческой, чтобы обуздать эту непослушную светлую копну, заставив ее лечь как положено. Тела их были покрыты тонким слоем засохшего уже пота, соответственно благоухая, но, пожалуй, не слишком заметно. Ранма улыбнулась вновь, вспоминая, как они этим потом обзавелись. Харука прошлой ночью оказалась весьма энергичной. Улыбка превратилась в довольно сомнительную, местами даже порочную, став, хотя это казалось и невозможным, еще шире. И она, и Харука продемонстрировали ночью изрядную гибкость и атлетизм, к их обоюдному удовольствию. Она не переставала изумляться, временами, насколько же сильно ей нравилось заниматься любовью с Харукой.

Довольно долгое время она вообще не имела понятия о физической стороне любви. Узнала она об это уже во второй своей жизни, но так и не испытала самолично. К ее сожалению, толстая ленивая панда так никогда и не позаботилась о том, чтобы просветить своего сына или дать ему совет. Он так никогда и не задумался о "мужском разговоре" об этом с Ранмой, и даже и не почесался, чтобы позволить ему узнать об этом самостоятельно. Генма не желал, чтобы что-нибудь отвлекало его "шанс на обеспеченное будущее" от Искусства, ни друзья... ни, уж тем более, возлюбленные. В итоге, Ранма вообще не имел никакого опыта в общении с женщинами, ни опыта интимного плана, ни какого-либо еще, ничего, кроме самых поверхностных знаний. Назвать Генму честным человеком можно было лишь в шутку, но уж одного он точно никогда не делал — он никогда не изменял Нодоке, так что у Ранмы не имелось даже плохого образца для подражания. К его чести, даже несмотря на то, насколько порочен был Генма в ряде областей, он избегал "профессионалок" как чумы, когда они оказывались в каком-либо городе. Даже необходимость сделать из Ранмы "мужчину из мужчин" не могла сломить твердого решения панды — держать своего сына как можно дальше от такого отвлекающего фактора, как женщины... в каком бы виде данный фактор не проявлялся.

Благодаря этому, Ранма не имел абсолютно никакого понятия о физическом аспекте любви, практически не ведая и об эмоциональных аспектах. Когда начался весь это дурдом с невестами, сам Ранма не имел ни малейшего понятия о том, как именно вести себя с девушками, особенно в тех случаях, когда они "демонстрировали" ему свои чувства. Черт, да он до того, как прибыл в додзе Тендо, ни разу даже и не целовался-то ни с кем! К несчастью, практически то же самое можно был сказать о нем и тогда, когда его все достало окончательно и он ушел. Да, ее/его целовали, он получил более чем просто приличный опыт объятий, стискиваний медвежьей хваткой и поцелуев (насильных), которыми его одаривали невесты, но ни одно из этих действий не проходило с обоюдного согласия. Для полноты ощущений к этому стоит накинуть и незамедлительную боль, причиняемую одной (или несколькими) из нецелующих его невест. Вместо любви, вместо демонстрации приязни эти поцелуи представляли собой что-то вроде попыток "пометить территорию", продемонстрировать остальным невестам его "принадлежность". В принципе это мало чем отличалось от знаков, которыми хищники метят свои территории. Даже настолько несведущий парень, как он, мог видеть разницу, и в итоге он стал чувствовать еще больший... дискомфорт, когда подобное с ним происходило.

Сейчас подобного дискомфорта она уже не испытывала, по крайней мере, не с Харукой... или, скажем так, не так часто. Ранма чуток поерзала, пытаясь придвинуться поближе к своей возлюбленной, наслаждаясь ее присутствием, ее прикосновениями, ее запахом. Сделав глубокий вдох, она принялась наслаждаться ароматами одеколона, смешанными с запахом тела Харуки и запахами, оставшимися с ними после ночи любви. Ее до сих пор не переставало изумлять, какое же несказанное чувство безопасности она испытывает, находясь по утрам в объятиях Харуки. Да, она обладала навыками и умениями, более чем достаточными для того, чтобы защитить себя в случае необходимости, но лишь здесь, лишь сейчас она чувствовала себя полностью защищенной.

Макушка ее примостилась прямо под подбородком Харуки, и тела их слились друг с другом воедино так, как будто они были специально сделаны друг для друга, и в принципе, с точки зрения Ранмы так оно и было. Мягко улыбнувшись, Ранма одарила долгим и влажным поцелуем ключицу своей возлюбленной, улыбнувшись еще раз, когда ее партнерша тихо простонала, не просыпаясь, и неосознанно придвинулась к ней еще ближе.

Когда она вернулась назад, собираясь начать жизнь заново, то готовила себя к тому, что вся ее жизнь пройдет в одиночестве. Ранма абсолютно не интересовалась парнями. Единственное, что пугало ее до дрожи с самого первого момента, как она задумалась о том, чтобы использовать свое проклятье для спасения из Неримского хаоса, единственный страх, у нее имевшийся, был страхом пред тем, что она окончательно поведет себя "как девчонка" и влюбится в какого-нибудь парня. Одна мысль об этом вызывала у нее приступ тошноты... и пугала насмерть.

Приподнявшись на одном локте, Ранма сняла правую руку с талии Харуки, нежно касаясь ею лица и волос ее возлюбленной, наслаждаясь прикосновениями кожи к коже. В результате ее действий Харука сместилась в сторону, перекатившись на спину, и правая рука ее соскользнула с Ранмы, безвольно упав рядом. Мягко проведя по лицу Харуки кончиками пальцев, Ранма придвинулась поближе, целуя ее и в памяти возвращаясь к тому дню, когда она в первый раз встретилась с нею.

В академии Муген шла большая перемена. Она сидела на своем обычном месте под одним из вишневых деревьев, росших там и сям во дворе, вместе с двумя своими подругами из оркестра. В принципе, особо близкими подругами они не являлись, но с определенной натяжкой их можно было таковыми считать, поскольку лишь они во всей академии были близки с нею в достаточной степени для того, чтобы сойти за подруг. У "Мичиру", в принципе, вообще не имелось близких друзей. Горький опыт, заработанный в предыдущей жизни, остерегал ее от установления прочных взаимоотношений с кем-либо. Знакомых, конечно, у нее было много, но истинные друзья, которым можно доверять как самой себе, были вещью редкой, а в ее случае и практически невероятной.

Большая часть девушек слишком завидовала ее успеваемости, ее внешности или чему-либо еще, чтобы быть ее настоящими подругами. Одна из вещей, что так и не изменилась в ее новой жизни, был ее "призовой" статус — люди желали быть с нею, чтобы, заполучив подобный "трофей", "выглядеть круто". Тех же, кто ей не завидовал, отпугивала ее холодность и сдержанность.

Саму Ранму, в принципе, это не особо волновало, друзья, заведенные ею еще в той жизни, с лихвой искупали отсутствие друзей в этой. Тендо Касуми была ее лучшей подругой с самого детства, и она надеялась, что это так и останется, даже когда "Мичиру" раскроет ей свой секрет, и время это стремительно приближалось, оставляя ей лишь пару лет на все про все.

Конечно, старшая Тендо жила в Нериме, так что они не могли с нею видеться каждый день, но вместо этого они могли поговорить по телефону, писать друг другу письма, обмениваться посланиями по электронной почте и приезжать друг к другу так часто, как могли, временами по несколько раз на неделе. Да и с Набики они стали хорошими друзьями. Временами это ее изумляло, но возможность познакомиться с нею до того, как та стала "Снежной королевой школы Фуринкан", открыла ей совершенно другую Тендо Набики... такую Набики, которую ей хотелось бы знать тогда, когда она еще была Ранмой.

Фактически, единственной из трех сестер Тендо, с которой "Мичиру" так и не стала близка, оказалась Аканэ. В основном, причиной этому было полное отсутствие интереса со стороны младшей Тендо, а не что-либо еще. Аканэ знала, что Мичиру зубрила и музыкантша, и ни то, ни другое младшую Тендо не интересовало совершенно. Несмотря на то, что сама она так и не простила Аканэ до конца, гнев и разочарование Ранмы давным-давно уже остыли до такой степени, что больше не ранили.

Вновь коснувшись губ Харуки в нежном поцелуе, Ранма снова приблизилась к своей возлюбленной, юркнув под ее руку и обвив ею себя, вспоминая их первую встречу.

Она сидела под деревом, когда увидала Харуку с двумя приятелями, проходивших мимо. Они разговаривали о каких-то там гонках, она слышала слова "НАСКАР" и "Дайтона". По правде говоря, она особо и не вслушивалась, в принципе, ее не интересовал ни сам их разговор... ни сами парни. Ее подруги Аяно и Мики наблюдали за приближением трио, истекая слюнками и обсуждая, насколько они привлекательны и насколько "мужественно" они выглядят в школьной форме. Ранма помнила, как тогда еще скривилась при последнем утверждении, но, поскольку ее вовсе и не интересовало, кто там ходит и как там они "выглядят", взгляд ее так и оставался упертым в коробку с бенто на ее коленях. Взгляд так и не отрывался от коробки, до тех пор, пока она не услыхала, как менее рослый из парней прошептал вызов высокому светловолосому бисёнену, предлагая ему попытать удачи с "ледышкой академии Муген".

Ранма знала, что некоторые из парней воспринимают ее полное отсутствие интереса к ним как вызов... а некоторые из девушек воспринимают это как предупреждение и избегают ее. Ранма тихо фыркнула, и сухая улыбка скользнула по ее лицу... как будто она собиралась навязывать свое общество тем, кто этого вовсе и не желал... Черта с два! В свое время она перенесла слишком много подобных навязываний, чтобы пробовать такое на ком-либо еще. Приготовившись к очередному непрошеному заходу, к избитым фразам, или отвратительным стихам, она уже собралась послать парня сразу же, не дожидаясь, пока до него дойдет, что ему ничего не светит. Ранма закрыла коробку и подхватила узелок...

— Привет, я — Харука. Пожалуйста, не обращай внимания на моих идиотов-приятелей. Если ты не желаешь со мной говорить — ничего, все в порядке, — для парня голос казался несколько высоковатым, хотя и довольно приятным.

Ранма внезапно обнаружила себя дрожащей, по какой-то странной причине голос парня отозвался в ней холодком, прошедшим вниз по спине, ну-у, нельзя сказать, что это был так уж неприятно... пугающе — что да, то да, — но не неприятно.

— Тебе лучше... — начала Ранма, и в голосе ее звучал лед, дыхание, исходящее из ее рта, могло посоперничать с арктическим воздухом посреди полярной ночи.

Она подняла свой взгляд вверх — и потерялась. Что-то такое, что было в глазах светловолосого парня, звало ее к себе. Когда их взгляды встретились друг с другом, ей показалось, что она нашла в них что-то; что-то, что давно потеряла и отчаянно искала все это время, даже и не зная, что ищет. Застыв на середине предложения, она просто смотрела на него... и к ее несказанному ужасу, он делал то же самое.

Что-то было такое в этом нахальном парне, что-то тянувшее ее к нему подобно огню, притягивающему к себе мотылька. Ранма почувствовала, как пульс ее зачастил, почувствовала жар, приливщий к щекам, и лишь ее железная воля спасла ее от заливания краской и неконтролируемого хихиканья. Ей потребовалась вся воля, что у нее была, и еще чуть-чуть, чтобы просто уйти оттуда... и даже когда она, наконец, обернулась, глянув назад... она была перепугана насмерть, увидав, что этот Харука все еще смотрит на нее, с каким-то странным, ошеломленным видом.

Аяно и Мики безжалостно дразнили ее весь остаток дня. Все ее протесты, возражения и громогласные уверения в полном отсутствии интереса не привели ни к чему, лишь подхлестнув их. Она вынуждена была признать, даже самой себе, что возражения ее выглядели слабо и совсем неубедительно. Ранма изо всех сил пыталась просто забыть о происшедшем, просто игнорируя Харуку, где бы они ни встретились. К несчастью, чем старательнее она пыталась позабыть о нем, тем чаще он всплывал в ее памяти. Все это сводило ее с ума. Одна мысль о том, чтобы заняться сексом с парнем, вызывала у нее тошноту, но мысли о Харуке возбуждали ее несказанно. Даже воспоминания об Аканэ и других невестах (ныне уже основательно поблекшие) не вызывали подобной реакции, он единственный пробуждал в ней такие чувства, но какие-либо взаимоотношения между ними выглядели абсолютно невозможными, и их не стоило даже начинать...

Сложившаяся репутация Харуки также не могла служить в этом подспорьем. Аяно и Мики ухитрились собрать все слухи, ходящие о блондине, которым, похоже, заинтересовалась их подруга. В итоге получалась довольно странная картина: Харука флиртовал со всеми подряд, но, с другой стороны, ни с кем всерьез не встречался. За ним бегало целое стадо поклонниц, но он не то чтобы пользовался этим — он, похоже, вовсе не обращал на них внимания. И несмотря на все попытки убедить себя в том, что она вовсе им и не заинтересована... заинтересована она им все же была, и ее тело отлично знало это. Это ее одновременно и возбуждало, и вызывало неловкость, она чувствовала себя преданной, преданной собственным телом. Да парни вообще ее не интересовали, так с чего ж тогда сердце ее начинает биться как бешеное, стоит этому парню приблизиться к ней, с чего же она так краснеет, черт, с чего это она вообще становится сама не своя?

И Харука, осложняя все несказанно, похоже, принял брошенный ему вызов. Он днями напролет ошивался поблизости, пытался заговорить с нею в коридорах, сидел поблизости на перемене, пытался узнать ее получше, стать ей другом. Это было то, что никто из других парней, пытавшихся за ней приударить, ни разу и не пытался сделать. Это и возбуждало ее, и вызывало дикий дискомфорт. Со временем она оказалась настолько взвинчена, ее эмоции так запутались, пребывая в таком раздрае, что она испытала почти облегчение, когда Харука, наконец, попросил ее о свидании.

Ранма продолжала обнимать свою возлюбленную, вернувшись в мыслях к своему первому свиданию с Харукой, и грустная улыбка легла на ее лицо.

Ей потребовалась все сила воли, что у нее имелась, чтобы сказать тогда "да" на просьбу Харуки, и еще больше, чем имелось в наличии, чтобы начать готовиться к нему. Потребовалась вечность, чтобы подготовиться к нему. Агонизируя, она металась из стороны в сторону, пытаясь решить, что ей одеть, какого рода впечатление она желает на него произвести. Даже сейчас это казалось ей странным. "Ранко" никогда не волновало, как она выглядит и во что там она одета, но вот Мичиру...

Он пришел к ее дому, этому дому, тому, который они сейчас делили, чтобы подобрать ее. Конечно, в то время с нею еще жила ее няня, поскольку тогда ей было еще шестнадцать. Харука продемонстрировала отменную вежливость в разговоре с Тойо. Ранма и сейчас помнила тот взгляд Харуки, когда "он" в первый раз увидал ее тем вечером. Глаза его округлились, челюсть отвисла, стоило ему увидать ее в чем-то еще, помимо школьной формы академии Муген. Она выбрала светло-голубую шелковую блузку с соответствующей ей по тону юбкой до колен, голубыми чулками и удобными легкими туфлями на низких каблуках. Макияж она ограничила до минимума и тщательно подошла к выбору украшений, ограничив себя изящными серебряными серьгами с небольшими сапфировыми камушками в окружении из бриллиантов и подходящим к ним ожерельем с маленьким, но идеальным сапфиром в нарочито простой серебряной подвеске.

Помнится, тогда она заявила себе, что если уж собирается идти на свидание с парнем, то, по крайней мере, пойдет на него разодетая в пух и прах. В принципе, он тоже был довольно мило одет — зеленая шелковая рубашка, с подходящими к ней по тону пиджаком и брюками цвета хаки. По какой-то причине Харука отчаянно занервничал, стоило им покинуть дом. Он вел себя вовсе не так, как она ожидала. Согласно намеченным планам они должны были поужинать, затем сходить в кино. Ужин был очень мил. Они отправились в небольшой семейный ресторанчик, крошечный и очень удобный. Разговор их во время обеда был скомканным и обрывочным, поскольку Ранма довольно сильно нервничала... Еще бы, она отправилась на свидание с парнем... а что касается Харуки, тот вообще сидел как на иголках. Чтобы избавиться от неловкой тишины, грозившей убить их свидание на корню, Ранма поинтересовалась увлечениями Харуки, и вскоре была затоплена описаниями его гоночных подвигов на трассе.

Фильм был тоже неплох, но чуточку депрессивен. Харука позволила Ранме выбирать, и они пошли на фильм с драками и бойцами. К несчастью, герой в конце погиб, славной, но очень, о-очень трагичной смертью, заплатив за свою честь высшей ценой.

Ранма ухмыльнулась, припомнив несказанное изумление и явственное облегчение, промелькнувшее на лице Харуки, когда она увидала ее выбор фильма. На вопрос Харуки, чем вызван был столь необычный выбор, та ответила, что знала о том, что Харука немножко занималась боевыми искусствами, а поскольку и она сама изучала немножко кемпо, в данном случае их интерес будет обоюдным.

В ходе фильма Ранма извелась насмерть. К ее собственному ужасу, обнаружилось, что ей жутко хотелось, чтобы Харука взял ее за руку или хотя бы положил свою руку ей на спинку сиденья, как бы обняв ее. В принципе, она так и не запомнила, что там было в фильме, будучи настолько выбитой из колеи, что практически не обращала ни на что, творящееся вокруг них, никакого внимания. К ее изумлению и некоторому разочарованию, Харука вел себя как истый джентльмен, и ничего такого сделать не пытался. Если бы не его восхищение при виде ее, спускающейся к нему по лестнице, Ранма вообще бы сочла, что нисколько ему не нравится. В общем, просмотр фильма протекал спокойно и без каких-либо "поползновений", кроме тех, что были на экране, и она уже начала подозревать, что пригласил он ее лишь для того, чтобы доказать всем, что не ходящую на свидания "ледышку академии Муген" все же можно уломать выйти в люди.

После фильма Мичиру думала, что они отправятся прямо домой, но вместо этого Харука предложил ей погулять по парку, и Ранма с изумлением обнаружила себя принявшей его предложение, и явственно не желающей столь быстро расставаться с ним. Она дернулась как заполошенная, стоило Харуке взять ее за руку. Невзирая на то, что все это время ей отчаянно хотелось, чтобы Харука все же сделал это, ей с большим трудом удалось унять позыв размазать его на месте, там, где он и стоял. Она помнила, как бормотала про себя успокаивающие мантры, отчаянно пытаясь унять себя и взять под контроль сердце, молотящее как безумное. Прогулка сама по себе была до невозможности безмолвной, чем-то большим, чем просто дискомфортной, причем для них обоих. Харука, что было довольно странно, за весь фильм не сказал ничего, и прогулка после не стала исключением, каждый их шаг, ведущий к парку, казался все громче и громче, из-за взаимной их нервозности. Харука молчал и в ходе непродолжительной прогулки по его аллеям, хотя нервничать, похоже, стал еще сильнее.

Блондин привел ее в один из тихих уголков парка, скрытое от глаз посторонних место, где ни одна из других парочек, прогуливающихся по парку, никак не могла их увидать. Если бы она не была уверена на все сто процентов в том, что сможет надрать ему задницу в любой момент, Ранма бы занервничала, но Харука вроде бы не собирался делать ничего такого неподобающего, наоборот, это он нервничал даже больше, чем она сама, что, в принципе, было довольно странно, с учетом его репутации.

Ранма улыбнулась, припоминая, что случилось далее. Да, уж того, что за этим последовало, она определенно не ожидала, это уж точно...

— Мичиру, — жутко нервничая, начал Харука, — Мне нужно сказать тебе кое-что, прежде чем двигаться куда-либо дальше...

— В чем дело? Надеюсь, ты на меня не злишься, ведь так? — Ранма изумленно смотрела на высокого парня. Что тут происходит? Он что, пытается отколоть что-нибудь, шутник недоделанный, кинуть ее здесь или еще что-нибудь? Неужели он попросил ее о свидании, только чтобы сделать еще одну зарубку на кровати, чтобы доказать, что он может уболтать "ледышку Мугена"?

Тишина, в которой она ожидала ответа Харуки, была просто непереносима. Черт, она ради него пошла на то, что поклялась никогда даже и не пытаться делать, и согласилась отправиться на свидание с парнем, а теперь, похоже, он решил ее кинуть. Ранма ощущала одновременно и явное облегчение и постепенно растущую ярость. Черта с два она спустит ему это с рук. Вызвав "душу льда", она ощутила, как ледяное дыхание приема тут же ответило ей, покрывая ее льдом настолько быстро, что она могла поклясться в том, что видит, как ее дыхание заставляет снежинки образовываться в воздухе.

— Нет, но ты можешь разозлиться на меня, — отозвался Харука. Он сглотнул, прежде чем продолжать, — Понимаешь, я девушка. Мне нравятся девушки и никогда не нравились парни. Вообще. Когда я встречаюсь с другими девушками, то никогда не говорю им об этом, но каким-то образом мне кажется неправильным это делать это с тобой.

Ранма была в шоке, но затем она ощутила, как громадная волна облегчения прокатилась по ней. Ей не нравились парни. Ей не нравились парни... Харука — девушка. И затем она мысленно принялась наносить себе пинок за пинком, за то, что не увидела этого прежде. Можно же было догадаться, в конце-то концов, с учетом ее опыта с Укё (и некоторыми другими личностями в ее старой жизни), что это девушка, прикидывающаяся парнем. Черт, да все буквально кричало об этом! Нет адамова яблока, куртки или глухие пиджаки все время, и даже голос выдавал ее, низковатый для женщины, но ужасно высокий для парня.

Харука ожидала ее ответа, уверившись в том, что со свиданием их покончено напрочь. Она встречалась и с другими девушками, до Мичиру, успешно притворяясь парнем, но почему-то, будучи с Мичиру, ее охватило жуткое чувство... неправильности такой линии поведения. Чувство, что она не имеет права делать с нею такое. С самого первого взгляда на зеленоволосую девушку, сидевшую под деревом, она ощущала какую-то связь между ними, связь, родство, которого никогда не ощущала ранее. Если бы она не была столь циничной, то назвала бы это любовью с первого взгляда.

— Прости, если хочешь, я провожу тебя до дому, ладно? — прервала тягостное молчание Харука.

Ранма слышала боль в голосе Харуки и знала, что ей нужно сказать что-нибудь, что угодно, прежде чем станет слишком поздно, но это было так непросто... Радость при открытии того, что Харука — все же не парень, выбила из ее головы все другие мысли.

— Не уходи, — с трудом вытолкнула из себя Ранма. — Я рада... ну-у, я имею в виду, я никогда... — Ранма умолкла, уставившись в глаза Харуке. Она хотела быть уверенной, прежде чем открыто признать свои предпочтения, уверенной в том, что Харука ей нравилась. Особенно много времени на это ей не потребовалось, ответ с легкостью был найден в ее сердце, и с облегчением на душе она продолжала, — ... не увлекалась парнями.

— Но тогда почему ты пошла на свидание со мной? Ты знала с самого начала? — озадаченно спросила Харука.

— Потому что... — застенчиво созналась Ранма — Ты мне понравилась. Я не знала, по крайней мере, осознанно, что ты девушка, и была охрененно перепугана тем, что заинтересовалась тобой.

Харука рассмеялась, услышав ругательство, вылетевшее изо рта невыносимо привлекательной девушки, что стояла перед нею, девушки, что согласилась пойти на свидание с нею. Рука об руку они проследовали до дому Мичиру, их свидание кончилось... но начиналось что-то другое, что-то невероятно чудесное.

Тряхнув головой, чтобы вытащить себя из бесконечной череды воспоминаний, Ранма вернулась, наконец, в настоящее. Глянув искоса на свою спящую возлюбленную, лежавшую рядом с нею, она, наконец, весьма неохотно освободилась из ее объятий и поднялась с кровати. Да, ее воспоминания об ее с Харукой прошлом были дороги для нее, но сегодня ей предстоит сделать так много... Сегодня она разберется с Хаппосаем, сегодня она вернет себе право практиковать стиль Непрерывной Адаптации.

* * *

Харука пробудилась от четырех или пяти любимейших ее вещей во всем мире разом. Она услышала милый голос ее дочери, Хотару, будившей свою папу. Пронесшийся через весь дом запах восхитительного завтрака заставил ее предвкушающе потянуть носом.

Затянувшись им как следует, она протяжно вздохнула. — Мичиру, похоже, превзошла саму себя.

На заднем фоне слышны были приглушенные звуки скрипки. Она еще не настолько проснулась, чтобы определить, Мичиру ли это играет, или это звучит один из ее дисков. Чем бы это не являлось, нежная мелодия, разливавшаяся по дому, демонстрировала еще один из талантов ее возлюбленной. Харука обожала слушать как Мичиру играет. Временами хрупкая девушка ухитрялась наполнить музыку несказанной красотой, крывшейся у нее внутри, эмоциями, что она держала под тугим контролем, раскрывая их в каждой ноте. Харука осознавала, что это и был один из величайших даров Мичиру. Нет, были и другие, чья техничность и мастерство исполнения не уступали умениям Мичиру (хотя Харука была уверена, что их чрезвычайно мало), но ее дар экспрессии, умение вложить всю свою душу в музыку и заставить ее звучать, это было им недоступно. Разница чувствовалась сразу же.

Садясь на постели, Харука думала о четвертом пункте. Она все еще чувствовала кожей объятья Мичиру, хотя ее и не было сейчас рядом. Да, это, бывает, выматывает, но ничто не может быть лучше и не может столь полно удовлетворить потребность в общении, чем ночь страсти с ее возлюбленной. Прошлая ночь была страстной... более чем. Чувствуя себя удовлетворенной до невозможности, хотя и несколько усталой, Харука наклонилась и, подхватив первое, что подвернулось ей под руку, натянула это на себя,.

Поднявшись, Харука пошлепала на выход из комнаты, направляясь к ожидающему ее завтраку. Первое, что она собиралась сделать, это поесть, затем "поговорить" с Мичиру и потом, наконец, отправиться на учебу. Была суббота, так что особо много времени учеба у нее не отнимет.

— С добрым утром, папа, — чирикнула Хотару, ожидая у дверей, пока Харука-папа встанет. Юный воин отлично знала, насколько тяжело ее поднять с постели, уйму раз ей приходилось в этих целях прибегать к огню тяжелой артиллерии, притаскивая в спальню Мичиру-маму.

— Как ты... о боже... — Хотару встала на полуфразе, залившись краской.

— Что не так, малышка? — осведомилась Харука, по-прежнему полусонно. До второй или даже третьей чашки чего-нибудь взбадривающего к числу живых она относилась лишь весьма условно. Кофе там, или чай, это ее не волновало, лишь бы были выполнены два условия — крепкое и горячее.

— Э-ммм... очень миленькое кимоно, папа. — Хотару перешла от багровеющего лица к багровеющему лицу, ушам и даже плечам. Бледная в обычных условиях ее кожа лишь подчеркивала ее смущение.

Хотару резко отвернулась в сторону. В то время как, в принципе, это было довольно мило, знать, что у папы и мамы все в порядке, судя по прошедшей ночи, есть некоторые вещи, что юные подростки НЕ желают знать о своих родителях... даже если это и приемные родители, что лишь на пару лет старше ее самой.

Харука помолчала, голова ее все еще не подала зажигание во все цилиндры, и в данный момент крутилась на холостых оборотах. Хотару пялится на нее, краснея. Есть. Быстрая проверка пояса, чтобы убедиться, что он завязан. Есть. Убедиться в том, что она натянула не кимоно Мичиру, слишком короткое для нее и уж точно не закрывающее задницу... Провал. Это не кимоно Мичиру. Более внимательное изучение кимоно... Ой-ООЙ.

Харука почувствовала, как ее собственное лицо запылало, стоило ей обнаружить, что вместо своего обычного халата она натянула верхнее кимоно ее самурайского халата... тем самым более чем наглядно объяснив своей дочери, как именно ее мама и папа развлекались прошлой ночью. Пылавшее лицо попыталось обуглиться, стоило Харуке припомнить тот небольшой спектакль, что они устроили прошлой ночью. Но даже несмотря на багрово-красное лицо, губы ее сложились в весьма сомнительную улыбку. Ей и вправду нравилось изображать самурай-ко с "девой" Мичиру.

— Спасибо, Хотару. Пожалуй, я... — прежде чем она успела закончить свою фразу, она услышала еще один нахальный голос другой раздражительно бодрой и довольной утренней личности.

— О, привет Харука! — Харука уставилась на улыбающуюся Чиби-Усу. Знающая и многозначительная ухмылка как-то совсем не вязалась с ее ангельской внешностью.

— Я спущусь через минуту, — пробормотала Харука, пулей смывшись назад в спальню. Через пару секунд до нее донеслось хихиканье будущей принцессы и шепот, за которым последовало возмущенное "Уса!!" со стороны ее дочери, с блистательной имитацией рвотного позыва.

Собрав воедино все осколочки достоинства, что у нее еще оставались, Харука проследовала к столовой, конвоируемая двумя хихикающими "ангелочками". Как и ожидалось, еда стояла на столе, и это ее запах разносился по дому, запах, что мог бы совратить даже монаха, блюдущего пост. За столом невозмутимо сидела умеренно ожившая Сецуна, судя по ее виду, она уже употребила первую чашечку "напалма" и ныне походила лишь на смертельно больного человека, а не на ходячий труп... а рядом с нею была чересчур бодрая Мичиру.

Завтрак проходил счастливо и довольно, поскольку все сконцентрировались на еде. В конце, когда все, наконец, насытились, пустые тарелки и чашки отправились в центр стола, Харука вдумчиво и осторожно изучила свою спутницу, заметив под обычной маской веселья ту же самую нервозность, что она видела в глазах ее прошлой ночью.

Глубоко вдохнув, Харука открыла диалог.

— Мичиру, ты сказала, что объяснишь все утром.

Мичиру неохотно кивнула, не отрывая глаз от стола. В свою очередь, сделав глубокий вдох, она начала.

— Я скрывала кое-что от вас всех. — голос ее был тихим, но решительным, — Я скрывала от вас свои боевые умения. И давно.

— Но почему, мама? — вмешалась Хотару, и в голосе ее и на лице отчетливо чувствовалась боль.

— Ну-у, вообще-то это долгая история... — Мичиру продолжала дальше, — Но я расскажу вам, вкратце. Я знакома с Нодокой Саотоме давным-давно. Мы с ней встретились в парке, когда мне было лет восемь или что-то вроде этого. Она сидела на скамейке, наблюдая за играющими детьми, и выглядела очень печальной и одинокой. Не знаю, я тогда не очень-то в этом разбиралась, так что я подошла к ней, и мы с нею поговорили. Она была очень доброй... и она и вправду была очень одинокой. Ее сына, Ранму, забрали у нее в тренировочное путешествие, и она не видала его с тех пор, как отец забрал его. К тому времени, как я заговорила с ней, они не виделись вот уже два года. Мы говорили, и она играла со мной, пока не пришлось уходить. Мама и папа всегда были заняты и были где-то еще, так что в итоге я считала ее кем-то вроде второй матери. По крайней мере, она всегда была рядом и всегда находила время со мной поиграть или поговорить.

По ноткам гнева, неосознанно проскользнувшим в голос Мичиру, остальные моментально уяснили, каково ей было, в отсутствие приемных родителей.

— Я уже занималась кемпо к тому времени и, узнав о том, что она мечница, упросила ее учить меня искусству боя на мечах. В конце концов, она сдалась. Позже я узнала, что для этого она должна была получить разрешение от ее сенсея, учить меня, так как она использует семейный стиль Масаки. Оказалось, что ее школьная подруга Атика тренировалась под руководством своего отца Масаки Кацухито, и та упросила его тренировать и маму тоже.

— Маму???! — в этот раз ее перебила Харука, хотя, она была уверена в том, что обогнала Хотару и Чиби-Усу лишь на долю секунды.

Неуверенно улыбнувшись, Мичиру кивнула. — К тому времени мы были знакомы друг с другом уже несколько месяцев и стали действительно близки. — Мичиру помолчала, а затем мягко добавила, — Она тогда была для меня гораздо ближе, чем мать и отец, вместе взятые. За эти месяцы я виделась с ней в несколько раз чаще, чем с ними за целый год, и я спросила ее, не могу ли я звать ее мамой.

Глаза Мичиру заблестели от влаги, скопившейся в них, — Она так и сидела там, плача, стоило мне попросить ее быть моей второй мамой. Я испугалась, думая, что сделала что-то не так, и уже собиралась просить прощения, как она обхватила меня обеими руками и стиснула так, что я уж испугалась, что сломаюсь. После всего этого, я начала тренироваться под ее руководством, и она оказалась еще тем учителем. По сравнению с ней мой тренер кемпо выглядел безвольным слизняком. Я тренировались с нею несколько лет, пока она не сказала, что научила меня всему, чем владела сама. Мама Нодока, оказалось, поговорила со своим сенсеем, чтобы тот, в свою очередь, учил меня дальше. Под его руководством я тренировалась следующие несколько лет.

— Но почему ты скрывала это от нас? — Сецуна уже знала ответ, но также знала, что и другие хотят его узнать.

— Мать и отец позволили мне изучать мечное искусство, но не желали, чтобы я принимала участие в соревнованиях, — отвечала Мичиру. — Так что, чтобы иметь возможность выступать на турнирах, я взяла псевдоним Азами и выступала под ним. Чтобы быть уверенной в том, что и мать и отец ничего не узнают, я использовала парик и цветные контактные линзы. Если бы узнали бы об этом, то заставили бы меня бросить все. К тому времени как я оказалась в старшей школе, я выступала как Азами уже несколько лет. Я уже не могла бросить все и начать заново, это привело бы уйме расспросов, так что я оставила псевдоним.

— Но это не объясняет, почему ты скрывала это от нас, — заметила Харука.

Мичиру вздохнула вновь. — Да, не объясняет. Частично всему виной было то, что это так забавно, скрывать что-то. — Мичиру заколебалась. — Я знала что-то, что никто еще не знал. Просто я никогда не думала, что все может зайти настолько далеко.

Харука кивнула, хотя и чувствовала, что это лишь часть истории. — А почему ты не рассказала об этом, когда мы стали сенши?

Мичиру поколебалась еще чуток, и затем принялась отвечать, в этот раз взвешивая слова более тщательно.

— Честно говоря, я не думала, что это столь важно. У меня не было меча, могущего служить фокусом, а обычный клинок вряд ли мог причинить ущерб тем, с кем мы сражаемся. Кроме того, мои умения не очень помогли бы мне с работе с Зеркалом, — сухо добавила она.

— Но ты все равно могла рассказать мне, тренировать меня! — вновь вмешалась Харука, и разочарование, скрывавшееся в ней, сделало ее слова несколько более суровыми, чем она собиралась.

— Нет, не могла, — мягко, но решительно отвергла ее слова Мичиру. — Я пообещала маме еще до того, как та начала тренировки, что научу этому лишь моего мужа и детей. Сенсей Масаки заставил ее поклясться, прежде чем дозволил учить меня, и я, в свою очередь, поклялась ей в этом, своей честью. Я решила, что позволить тебе знать, что я обладаю таким мастерством, и отказаться при этом поделиться им будет хуже, чем просто промолчать, — виновато закончила Мичиру.

Харука нерешительно кивнула. Это совпадало с тем, что Мичиру сказала ей прошлой ночью, и даже имело смысл, по-своему, правда. Мичиру, разумеется, была неправа, но смысл в этом имелся... с определенной точки зрения.

— Я надеюсь, что теперь, может быть, они позволят тебя учить... если ты захочешь учиться, — с надеждой добавила Мичиру, — С учетом того, о чем мы говорили с тобой прошлым вечером.

Глубоко задумавшаяся Харука не сказала ей ничего, и обе, и Нептун, и Уран, полностью проигнорировали вопросительные взгляды, устремленные на них Сатурн и Плутон, как, впрочем, и всезнающую ухмылку Чиби-Усы.

— Ну, по крайней мере, я все еще могу победить тебя в рукопашной, — отпустила шпильку Харука.

Все еще погруженная в свои раздумья и надежды на изучения стиля Масаки от своей подруги, блондинка не заметила малозаметной, но не такой уж и скрытой ухмылки. К несчастью для зеленовласой женщины, об остальной аудитории сказать то же было никак нельзя.

Мичиру быстренько успокоила себя, придав лицу привычное безмятежное выражение.

— Кажется, пора тебе переодеваться к учебе, любовь моя, — заметила Мичиру Харуке, — И остальным, пожалуй, тоже пора собираться.

— Я отвезу вас в школу, — тут же предложила Харука, направляясь наверх.

— Харука, я о них позабочусь, — тут же вмешалась Сецуна, — Никаких проблем.

— Ну ладно, — рассеяно кивнула Харука, — Увидимся в храме Рэй, вечером.

Хотару, Сецуна и Чиби-Уса кивнули, а затем обе девушки метнулись мимо Харуки наверх, одеваться... по правде говоря, сегодня они собирались вовсе и не в школу, но Харуке об этом знать не стоило. А о чем она не знает, о том она не станет спрашивать.

* * *

— Девочки, они обе ушли. Быстро вниз, нам пора! — крикнула Сецуна, задрав голову к потолку.

Сенши Плутона не потребовалось так уж много времени на одевание. Вместо своего обычного делового костюма, она подобрала наряд в соответствии с ситуацией, избрав для этого джинсы и легкую блузку — и то, и другое темно-зеленого цвета.

— Уже идем, Сецуна-мама, — завопила в ответ Хотару.

Через несколько секунд все трое уже собрались в зале. Обе девушки были в непримечательной повседневной, одежде. Джинсы, блузки, кроссовки. Хотару буквально прыгала по комнате, пытаясь унять охватившее ее возбуждение. Они собирались выяснить, что там происходит с ее мамой!

— Хотару, — в очередной раз предупредила ее Сецуна, — Помни свое обещание. Что бы мы ни узнали сегодня, ты НИ ВО ЧТО не вмешиваешься.

— Помню, Сецуна-мама.

— То же самое относится и к тебе, юная леди.

Сецуна вперила тяжелый взгляд в будущую принцессу, пригвоздив им ухмыляющуюся и довольную девушку.

Чиби-Уса невозмутимо улыбалась. Хотя... улыбалась она возмутительно знающе. Впрочем, она тоже согласилась.

— Вы видели, как мама ухмыльнулась, когда папа сказала, что может победить ее в рукопашной? Интересно, что это значило? — размышляла вслух Хотару.

— Хотару, есть масса вещей, связанных с твоей мамой, неизвестных тебе, — отвечала Сецуна, — она достаточно опытна и в этой сфере боевых искусств. Я не знаю с чего, и почему они все это скрывала, но, думаю, мы все узнаем сегодня.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я следила за всеми вами в прошлом, время от времени, — отвечала зеленовласая сенши. — Мичиру весьма умела. Она, похоже, столь же хороша в рукопашной, как и с мечом. Но, по какой-то причине, она скрывает и это.

Глаза Хотару округлились, стоило ей задуматься над словами ее второй мамы, и шок на ее лице смешался с неуверенностью,

— Но почему, — выдохнула она, — Почему она скрывает это?

Описать состояние Хотару как просто смущение было бы явным преуменьшением. Последние несколько дней обрушивали на нее сюрприз за сюрпризом. Ее ужасно расстраивало, можно сказать, даже пугало то, что ее мама оказалась вовсе не такой, какой она все время ее считала, и в данный момент она гадала, какие еще открытия ждут ее в будущем. Будет ли мама все еще ее мамой после того, как все это закончится и тайн больше не останется? Если и было что-либо, чего она боялась, так это потерять свою семью, потерять тех, кого она любила столь же, если не больше, как и ее "настоящих" родителей. Хотару несколько успокоилась, услышав прошлым вечером от Чиби-Усы, что ее мама и папа в будущем все еще вместе... но все равно она была напугана. Она знала, что Хрустальный Токио Чиби-Усы в будущем не гарантирован, что это лишь одна из возможностей, если им повезет и все пройдет так, как надо.

— Не знаю, дорогая, не знаю, — отвечала Сецуна, пытаясь успокоить свою юную подопечную. — Я знаю лишь то, что она любит всех нас очень сильно и очень боится потерять. Это означает, что она пойдет на все, чтобы этого не произошло. Лишь на это я и рассчитываю. В этом все мои надежды. А теперь, прежде чем мы покинем дом, я хочу, чтобы вы обе использовали жезлы, замаскировав себя. Нам вовсе не нужно, чтобы Мичиру или кто-либо еще узнал нас сегодня, по крайней мере, до тех пор, пока мы не будем готовы.

Хотару кивнула, вместе с Чиби-Усой исполнив указание Сецуны. Затем она вместе с Усой взялась за руки Плутон, готовясь покинуть знакомое и комфортное окружение их дома.

Телепорт был несколько дезориентирующим, как обычно, и вскоре троица обнаружила себя в переулке поблизости от их цели. Короткая прогулка, и они оказались на месте. Сецуна указала на дом неподалеку, что и был их целью.

— Устраивайтесь поудобнее, девочки. Это наша первая остановка. Теперь нам остается лишь ждать, так что следите за домом внимательнее. — Это был небольшой, скромный дом с пристроенным к нему додзе. Сказано — сделано, и Сецуна устроилась поудобнее, собираясь ждать, пока что-либо не произойдет. Остальные двое быстренько последовали ее примеру, с комфортом устроившись на ближайшей скамейке.

* * *

Утренний воздух был свеж и прохладен, превосходное начало для дня в горах. Раннее утреннее солнышко омывало округу своим ласковым золотым сиянием. Птички устремлялись из своих гнезд в бескрайнюю небесно-синюю высь или устремлялись к сочным зеленым лугам в поисках утреннего пропитания. Насекомые в траве гудели, скрипели и другими своими излюбленными способами приветствовали наступившее утро, надеясь не стать птичьим утренним пропитанием. Короче, все прямо таки дышало безмятежием и радостью. К несчастью, утреннее умиротворение вскоре было прервано шумом и насилием.

— Рёко, готовься к смерти!! — раздался боевой клич некой величественно выглядящей девушки-подростка с длинными, пышными фиолетовыми волосами, призывавшей свою унаследованную силу. Вызвав то, что весьма напоминало небольшие чурбачки, она жестом указала им на врага, которого они и принялись окружать. Оказавшись на своих местах, они обрушили ураган электрических разрядов в ее противницу. Цель их ударов моргнула своими янтарными глазами и тут же исчезла из виду, прежде чем удары достигли цели, вновь появившись невдалеке от первой девушки.

— Ха, промазала, принцесса! Что, боишься ноготок обломать? Или слуг приискиваешь, что за тебя всю работу сделают? — заявила ее врагиня, и смех рассыпался колокольчиками в ее голосе, пока она продолжала висеть в паре метров над землей.

Обе девушки гневно смеряли друг друга взорами. Одна была в длинных пурпурных одеяниях, подчеркивавших ее королевское происхождение, вторая была в простеньком домашнем платье в сине-желтую полоску. Обе они, в бою друг с другом, демонстрировали уровень сил, далеко выходящий за пределы возможного. Для человека, по крайней мере. Даже внешний вид их был необычен, циановые волосы, как и янтарные глаза одной, фиолетовые и глаза, и волосы второй, без проблем сказали бы даже несведущему наблюдателю, что уж кем-кем, а обычными японскими школьницами они точно не являлись.

Прежде чем бой мог перейти во что-то большее, враждующая парочка была прервана милым юным голоском, принесенным им утренним бризом.

— Рёко! Аека! Завтрак готов! Все, кроме вас, уже за столом.

Еще пара взглядов, которыми обменялась двоица, смогла бы проплавить лучшие сорта тугоплавкой стали, и, вероятно, поубивать насмерть кого послабее. Затем, отвернувшись друг от друга с рычанием (со стороны Рёко) и презрительным фырканьем и хмуро-кислой миной (это уже Аека), они проследовали к находящемуся невдалеке дому. Внутри их поприветствовала синеволосая девочка, под чьим хмурым взором они обе непроизвольно съежились.

— Внутрь. Сидеть. И чтоб больше никаких проблем. Дедушка решил с нами позавтракать и сказал что у него для всех нас объявление, — приказным тоном заявила Сасами.

Ни одна воительница не смогла противостоять хрупкой девушке, уставившейся на них, нетерпеливо притопывая ногой и подчеркивающей свои фразы взмахами деревянной ложки, для усиления "воспитательного эффекта".

— Да, Сасами, — хором отозвались те, и затем презрительно и демонстративно отвернулись друг от друга, но не прежде, чем обменялись очередными гневными взглядами.

Дом Масаки был полон, вся "семья" собралась за столом. Патриарх, Масаки Кацухито, осуществлял контроль за данным событием, управляясь со всем с ловкостью, которой его внук мог только позавидовать. Михоси и Кийоне из Галактической Полиции сидели на своих обычных местах, их опять выгнали из очередной квартиры. Рыжеволосая Васю-чан набила последние несколько строк на своей голографической клавиатуре, прежде чем заставить ее исчезнуть, и лишь затем взялась за палочки. Рёко приземлилась с правой стороны некоего Масаки Тэнчи, в то время как Аека заняла его левый бок. Обе они ежились, под суровым взглядом Кацухито, устремленным на них.

Всеобщее внимание повернулось к настоящему пиршеству, что ожидало их, все были заняты, слишком заняты, чтобы говорить хоть что-то, помимо обычных, "еще риса, пожалуйста" или "эй, дайте мне еще вон того, и побольше", Причем манера исполнения варьировалась в зависимости от личности спрашивающего. Наконец, даже самые зверские из аппетитов были удовлетворены, и все, наконец, успокоились.

Кацухито хитро ухмыльнулся, хотя улыбку его можно было увидать лишь в уголках глаз, прикрытых очками, ибо губы его не шевельнулись при этом. Обычно почтенный и очень ответственный священник временами позволял вырваться на волю свой натуре редкостного по последствиям шутника. Увы, это утро относилось к таким временам.

— Тэнчи.

— Да, дедушка.

— Я бы попросил бы тебя сегодня воздержаться от посещения школы.

Тэнчи уставился на него, пытаясь разобраться, с чего это ему было сделано столь странное предложение. Нет, не то, чтобы он был против дня без школы, просто это было довольно неожиданно. Не каждый день его дедушка предлагал ему что-либо подобное. Это был сюрприз, а Тэнчи давно уже уяснил, что сюрпризы отнюдь не всегда бывают приятными.

— Но почему, дедушка? — Озадаченный вид Тэнчи нашел отражение и в его голосе, выделившем интонацией вопрос, крывшийся в его ответе.

— Потому что у нас будут сегодня гости.

— Кто это? Неужели папа или одна из наших матерей нанесет нам визит? — поинтересовалась Аека. Она не слышала ничего насчет ожидаемых визитов, их не имелось в расписании, но кто же еще мог появиться в доме и при этом потребовать присутствия Тэнчи? Нет, не то чтобы она возражала против дополнительного времени с ее Тэнчи, нет, она ничуть не возражала... ничуть.

— Нет, Аека, это не они. Просто двое человек, что я учил в свое время, заглянут к нам.

Кацухито бережно и аккуратно снарядил ловушку и стал ждать.

— Но нафига Тэнчи зависать здесь, раз уж к тебе припрутся какие-то там сушеные стариканы-священники?

Это была Рёко, если вы сами не догадались.

Священник одарил обеих одной из своих загадочных и доводящих до бешенства улыбочек, наблюдая, как Тэнчи пытается шевелить мозгами. Внутри себя он начал отсчет, 5... 4... 3... 2... Прежде чем он успел дойти до единицы, Кацухито увидал засиявшую физиономию внука.

— Ми-чан приедет?!!!! Ура, я не видал ее уж...

Тэнчи готов был поклясться, что видел, как его дыханье превратилось в снежинки, заскользившие вниз, и встал на полуслове, но было уже поздно, по дому будто буран пронесся, и климатом он теперь напоминал крайний север. Полярной зимой. Молодой принц был прострелен лазерным взором со стороны дедушки, и лишь затем очень осторожно скосил глаза влево. Лицо Аеки представляло собой маску... очень, о-оччень жуткую маску без малейшего следа эмоций, но жуть какую страшную. Сглотнув, Тэнчи покосился направо. Маску Рёко безэмоциональной назвать было нельзя, но жуткой она была ничуть не меньше. Бывшая космическая пиратка была явно на грани рассвирепения до невозможности.

Две девушки, каждой не по одной сотне лет, обе инопланетянки, обе обладающие силами, которым мало кто из землян может противостоять, обе привыкшие получать свое и обе в данный момент сфокусировавшие все свое внимание на некоем человеко-джурайском гибриде, известном как Масаки Тэнчи. Да, эта парочка временами бывала врагами, временами друзьями, но уж одну вещь две наиболее рьяные обожательницы Тэнчи исполняли вместе и единым фронтом... отгоняли потенциальных соперниц. В этом они были заодно.

— Тэнчи-доно — промолвила Аека, — Кто такая Ми-чан?

— Да, Тэнчи, — вторила ей Рёко, — КТО ТАКАЯ Ми-чан?

Тэнчи сглотнул, принявшись молиться; открывая рот, он надеялся лишь на то, что Цунами не откажет ему в помощи.

* * *

Ранма шлепала по тротуару, направляясь к дому своей матери. Внешне она была настолько всецело погружена в свои мысли, что, казалось, выстрели у нее над ухом из пушки, она и не заметит. Но это было явно обманчивое представление. Да, может быть, в данный момент ее мысли были и не здесь, но ее ки-чувства предупредили бы ее о возможной атаке задолго до того, как что-нибудь могло произойти.

— Ненавижу скрывать правду от своей семьи, — пробурчала она, — Но я просто не знаю, справятся ли они с этой правдой.

Улыбка мелькнула на ее лице, стоило ей припомнить прошедший вечер. Невзирая на все открытия, что обрушились на Харуку, та не отвернулась от нее, не перестала ее любить, вместо этого их любовь лишь стала еще крепче. Ранма надеялась, что и в дальнейшем, по мере того, как и остальные ее секреты будут раскрываться, Харука будет чувствовать то же самое, она знала, что не переживет их потерю... любой из них.

То, что она рассказала, Харуке было правдой, но отнюдь не всей правдой. Да, конечно, она встретила свою мать в парке, именно так, как она и рассказывала им утром.

* * *

Сеанс воспоминаний:

— А можно мы пойдем в парк, Тойо? — Чиби-Ранма/Мичиру уставилась снизу вверх на свою спутницу с очаровательнейшей улыбкой маленького ангелочка.

Няня благосклонно посмотрела на свою подопечную. Мацуруги Тойо была нанята семьей Кайо вскоре после того, как те удочерили Мичиру. Высокая, настоящая японская леди, сдержанная, обладающая безукоризненными манерами, она была именно тем, что они и искали. Она была тем человеком, что станет образцом для их томбоистой дочурки, принятой ими в семью, и сделает из нее настоящую леди, сделает из нее объект гордости их рода. Тойо знала, что Мичиру удочерили для показа, и это было ей не по душе. Кайо требовался ребенок для хвастовства перед другими, и они жаждали получить ребенка с гайдзинской кровью, чтобы показать, до чего же они прогрессивны... ну и для облегчения их отношений с американскими партнерами тоже. Маленькая Мичиру, судя по всему, подходила для этих целей просто идеально. Черты лица ее были явно японскими, вплоть до малейшей черточки, но вот огненно-рыжие волосы — нет. Глаза же сочетали лучшее от обоих миров. Если бы потребовалось, можно было покрасить ей волосы, и она бы стала идеальной японкой, или можно было оставить все так, как и есть, и во всеуслышанье объявить — "Смотрите, какие мы прогрессивные!"

Однако она была нанята, чтобы "оттренировать маленькую Мичиру как подобает". Задача, временами казавшаяся ей непосильной, сизифовым трудом. Хотя истинный профессионал противостоит любым трудностям и вызовам, в чем бы они не заключались, и, несмотря на решительный и упрямый отказ сотрудничать по ряду вопросов, Мичиру, похоже, не была против остального и даже шла ей навстречу. По крайней мере, в большинстве случаев.

Тойо покачала головой. Временами она пугалась той скорости, с которой девочка училась, вне зависимости от того, чему ее учили. Когда маленькая Мичиру хотела учиться, ничто не могло ее остановить или задержать.

Хотя... бывали времена, когда Тойо видела в глубинах глаз ее юной подопечной нечто этакое, нечто, что ухитрялось заставлять Мичиру выглядеть гораздо старше тех восьми лет, что ей было в данный момент. Тойо довольно быстро усвоила науку компромиссов и помогала ей скрывать от ее приемных родителей некоторые моменты, что не вызвали бы их одобрения, по крайней мере, пока они не становились чрезмерно опасными или неподобающими.

Тойо все еще помнила, как застала свою подопечную практикующей боевые искусства. Тогда она была с юной Мичиру всего лишь пару месяцев. Проснувшись сама, она решала проверить, поднялась ли уже Мичиру, и обнаружила ее кровать пустой. В отчаянии она перерыла весь дом с чердака до фундамента, лишь для того, чтобы обнаружить ее в гараже, исполняющей ката; ката, что были за пределами мастерства кого бы то ни было ее возраста. Когда она поинтересовалась у Мичиру, в чем дело, негодница заухмылялась, натянув на лицо ту самую озорную улыбочку, освоенную ею в совершенстве, и сообщила ей, что ее отец учил ее с тех пор, как она начала ходить. Улыбка быстро исчезла. Тойо поняла это как то, что она вспомнила о том трагическом инциденте, в котором погибли ее родители, и не стала настаивать на дальнейшем продолжении разговора, позволив вопросу так и повиснуть.

Незадолго до этого Мичиру упрямо отказывалась от уроков этикета, через которые ее пытались прогнать. Приступ внезапного озарения, и Тойо решила заключить с непокорным дитятей договор. Она не только дозволит Мичиру продолжать свои занятия, но и поможет ей найти сенсеев для совершенствования, в ответ же Мичиру даст ей слово сотрудничать в других необходимых ей уроках, причем во ВСЕХ других уроках. В принципе, убедить Кайо позволить маленькой Мичиру тренироваться было несложно. Она просто указала им на необходимость для растущего детского организма физических упражнений и сделала особый упор на той дисциплине и уверенности в себе, что добывается посредством занятий традиционными японскими боевыми искусствами.

Тойо могла лишь качать головой, вспоминая, как рьяно Мичиру относилась к тренировкам. Каждый ее сенсей изумлялся до невозможности, видя с каким энтузиазмом она впитывает техники и сколь быстро их осваивает. Мичиру поражала, не один мастер в итоге звал ее настоящим чудом. У нее уже был второй дан и черный пояс в кемпо, и она держала слово, исполняя свою часть их сделки, осваивая все остальное столь же интенсивно. То, как Мичиру управлялась со скрипкой, поражало няню еще больше.

— Тойо, можно я теперь пойду поиграю? — Мичиру нетерпеливо дергала свою няню за руку.

— Хорошо, дорогая, а я пока посижу здесь и посмотрю.

Ранма быстро умчалась на игровую площадку. Впрочем, это продлилось недолго. Вскоре она заметила кое-кого, сидящего на скамейке невдалеке. Женщина тихо сидела рядом с игровой площадкой, не отрывая глаз от играющих детей, и во взгляде ее читалась ничем не прикрытая тоска. Несколько секунд, и осознание обрушилось на нее камнем. Это была Саотоме Нодока. Это она сидела на скамейке. Невзирая на ее решимость не обращать на нее никакого внимания, Ранма чувствовала, как ее тянет к маме. К ее настоящей маме.

Молнией вылетев наружу, она остановилась прямо перед печальной женщиной.

— Здрасьте, Я Кайо Мичиру. — Ранма выдала свою самую очаровательную улыбку.

Сердце ее запело, когда ответная улыбка озарило лицо мамы.

— Саотоме Нодока, — теплым голосом ответила ей та, — Рада познакомиться.

Ранма тогда поклялась, что станет частью жизни ее мамы. Да, возможно она сможет быть для нее лишь Мичиру, но она пойдет на все, чтобы быть уверенной в том, что следующие десять лет жизни мама ее проведет не одна. Но сейчас она все равно вынуждена притворяться. Она, возможно, так никогда и не получит возможности сказать Нодоке, кто она есть на самом деле, но на все равно может принести чуточку в печальную ее жизнь.

— Ты здесь одна? — невинно поинтересовалась Ранма.

Хмурое облачко пробежало по лицу Нодоки.

— Да, дитя мое.

— А хочешь поиграть вместе со мной?

Прежде чем та смогла ответить, их прервали.

— Мичиру, что я тебе говорила насчет того, чтобы не приставать к другим людям? — раздался суровый голос.

Ранма уставилась на свою няню, — Но Тойо, я не приставала к ней, я просто с ней разговаривала. — Ранма скорчила невиннейшую физиономию.

— Ну-ну, Мичиру, я слышала, как ты требовала от нее играть с тобой, — твердо возразила Тойо.

— Ничего, ничего, — прервала распекание Нодока, — Все нормально, я вовсе не против. Это ваша дочь?

Тойо покачала головой. — Нет, я ее няня. Ее родители заняты большую часть времени, и они наняли меня, чтобы я присматривала за этой хулиганкой.

— О, — Нодока помолчала, — вы не против, если я с нею немного поиграю? Мой сын уехал со своим отцом и я...

— Ну-у... — заколебалась Тойо. Женщина, сидевшая рядом с нею, была неплохо одета и, похоже, была очень милой. — Ну, если вы не против, то я не стану возражать. Я тогда просто посижу здесь.

Улыбка Ранмы сияла, расползшись от уха до уха. Схватив свою маму за руку, она потащила ее к качелям.

Вечер для них двоих прошел незаметно, но, как и все прочее, он тоже кончился.

— Мичиру, пора идти, — прервал их голос Тойо.

Нодока с сожалением остановила качели и позволила девочке слезть с них. Ранма была уверена, что улыбка на ее лице касалась обеих ушей разом. Это было так весело, так здорово, никогда ранее она не видела свою маму такой.

— Кажется, мне пора. — Ранма помолчала, обдумывая свои дальнейшие слова. — Мы приходим сюда почти каждый день, ты не хочешь придти еще и поиграть со мною еще немного?

Нодока чувствовала, как ее сердце скакнуло вверх и вниз, стоило ей услышать девочку. Опустив взгляд на маленького эльфенка, она закивала. Это было так здорово, вновь быть рядом с ребенком, даже если он и не ее, даже если он чей-то еще и даже если она сможет видеться с ним так недолго.

На протяжении следующих нескольких месяцев события шли тем же образом. Троица встречалась в парке и Мичиру отправлялась на игровую площадку. Временами с Нодокой, временами с ними обеими. Редко когда Ранма выглядела настолько счастливой.

Тойо с Нодокой стали подругами, и когда мастерство Нодоки с мечом наконец раскрылось, Тойо без проблем тут же попросила ее учить Мичиру. Потребовалось довольно много усилий... и получить разрешение от сенсея Нодоки, но оно того стоило. Искусство Меча сблизило их еще больше, их стянула вместе страсть, которую вряд ли бы понял кто-либо, не знакомый с нею.

* * *

Ранма тряхнула головой, улыбнувшись нахлынувшему на нее потоку воспоминаний. Тренировки сделали их ближе и укрепили связь, что начала образовываться между ними в тот вечер их встречи в парке. Она все еще помнила тот день, когда она проговорилась, и назвала Нодоку мамой, ей тогда было двенадцать (внешне, по крайне мере).

Женщина застыла посреди ката, исполняемого ею, тем самым остановив урок. Мечница уставилась на нее со смесью улыбки и хмурого взгляда, прежде чем осведомиться, почему... почему та назвала ее так. Ранма пожала плечами, она едва не испортила все, проговорившись, и ухитрилась выкрутиться из неловкой ситуации, одарив маму своей лучшей убийственной улыбкой, и сказав ей правду (часть ее, во всяком случае). Она сказала Нодоке, что любит ее и что она считает ее своей второй мамой.

Полная правда была бы наверняка тяжелее, и была чем-то, что наверняка пошло бы вразрез с честью Нодоки. Если бы она рассказала ей все, рассказала ей о том, что она давно уже считает Нодоку большей матерью для нее, чем ту женщину, что удочерила ее, это было бы... плохо. К этому времени Ранма была уверена, что Нодока, хотя потерявшая своего сына так давно, все еще может прекратить их встречи, положив тем самым конец их взаимоотношениям. Что она может удалить от нее себя, пытаясь улучшить отношения между приемными родителями и "Мичиру"

По правде говоря, Ранма именно таким образом и рассматривала свою приемную мать — как женщину, что была связана с нею по закону и по обязательствам перед родом, то же касалось и приемного отца. Эти пустые, формальные слова, были всем, что она могла найти в своем сердце для их описания. Что ее ранило больше всего, так это то, что они сами, похоже, даже и не осознавали той пропасти, что пролегла между ними и Мичиру, не обращали внимания ни на что, пока она оставалась их "почтительной дочерью"

Ранма уважала их таланты и была благодарна им за то, что они удочерили ее, но они так часто отсутствовали, что никаких особо крепких связей между ними так и не сформировалось. Нет, она чувствовала к ним глубокое уважение, ощущала тот долг чести, что стоял перед нею, долг, что она пыталась отдать им, долг, согласно которому они считались ее матерью и отцом. То же, что она чувствовала сейчас к Нодоке, было любовью, всей любовью ее жизни как "Ранмы/Ранко", возведенной в высшую степень. Нодока была ее мамой, и в это слово она вкладывала все те эмоции, что приходили с ним. Связь, что образовалась между ней и Нодокой, была любовью, любовью чистой и истинной, и невзирая на ее страхи, после того, как она, наконец, сказала маме правду, ничего плохого не произошло.

Все еще улыбаясь, Ранма вернулась, наконец, в день нынешний. Она знала, что сейчас должна сконцентрироваться на том, что ей предстоит, вместо того, чтобы гадать, что ей принесет будущее. Она может решить все проблемы, связанные с ее семьей и прочими сенши и позднее. Прямо сейчас ей стоит забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем.

Как будто она могла это сделать. Она и не представляла, как это сложно — не думать о своих первоначальных планах, об исчезновении, вспоминать о тех событиях, что привели в итоге ее к нынешнему дню. И несмотря на всю важность ее предстоящей встречи с Хаппосаем, она просто не могла выкинуть из своей головы мысли о ее семье.

— Похоже на то, что я выстроила домик из карт, — скривилась она. — Выглядит довольно устойчиво, но стоит вытащить лишь одну карту, как вся постройка рушится. — Одна мысль об этом вгоняла ее в депрессию... и пугала несказанно. Она так старалась, по кирпичику возводя свою новую жизнь, жизнь лучше прежней, и вот теперь стояла пред угрозой потери всего, если предстоящие ей события пройдут не так, как запланировано.

Ранма знала, что большей частью своего успеха в деле скрытия своего прошлого была обязана тому, что никто всерьез и не пытался разузнать о нем. Вначале все выглядело столь легко и просто, так элементарно, в конце-то концов, кто поверит в всякие там путешествия во времени? Никто из тех, кого она знала, помимо тех, кто сам держал в руках Зеркало Нанбан, даже и не подумает о том, что путешествие во времени все же возможно.

Планы Ранмы были тщательно составлены и обдуманы на совесть. Закрепление ее/его проклятья, так чтобы, даже если ее тайна и раскроется, больше не было никакого способа удовлетворить многочисленные помолвки. Начать все заново, чтобы она могла, наконец, узнать, что такое жизнь, из первых рук. Даже тот, тогдашний Ранма знал, что жизнь вовсе не ограничивается боевыми искусствами. Он просто не знал, как же ему изучить все навыки жизни в обществе, требуемые от него. У него просто не было времени изучить все, что ему стоило знать. Бедлам с многочисленными невестами мешал ему сделать хоть что-то в этом направлении. Он должен был следовать велениям чести, должен был "выбрать"

"Выбрать". Легко сказать. "Выбрать". Ага, щас выберу. Если он выберет Аканэ, Шампу будет опозорена и поплатится за это, получив еще более суровое наказание, чем просто проклятье. И с Укё то же самое. От нее требуется либо выйти за него замуж, либо убить его, чтобы восстановить свою честь, а если он выберет кого-то из них двоих, тут уже честь Аканэ будет безвозвратно загублена.

Она шла по дороге, бездумно пиная камешек. Нет, единственным способом справиться со всем этим был именно тот способ, что она избрала. Да, что верно, то верно, выбор был нелегким, буквально порожденным отчаянием. Он провел в Нериме почти два года, пытаясь найти способ с честью выйти из этого затруднения, и так и не смог его найти. "План", изобретенный им, был единственной возможностью. Теперь же, из-за ее самоуверенности и из-за того, что она захотела собственного ребенка, ей приходилось рисковать всем, что у нее теперь было.

— Ну разумеется, нечего было и ожидать, что все пройдет легко и приятно, строго по плану, — горестная гримаса перекосила ее лицо, сделав его, что самое интересное, еще очаровательней. — Сперва Муски поймали меня в Джусенько... и затем, когда я со всем управился, и все пошло согласно плану, что, все вышло как надо? Представилась мне возможность зажить нормальной, обычной жизнью, уже как Мичиру? Ага, щас, черта с два. Будто кто-нибудь даст мне просто так вот взять и прожить обычной жизнью, дожить до настоящего и вновь встретиться с Хаппосаем, чтобы вернуть свое право практиковать стиль Непрерывной Адаптации..

Ранма покачала головой. — Разумеется, ничего легко и просто так и не получилось. В начале ничего такого и не планировалось, все должно было идти, как идет. Особо близких друзей, кого бы волновало, кто я и чем я там занимаюсь, у меня не было. Черт, да если бы кто и узнал о моих навыках, запросто можно было бы выкрутиться, просто сказав, что мой сенсей воспретил мне использовать их, чтобы красоваться перед другими, сказав, что они лишь для настоящего дела, для защиты и ни для чего другого. Обычное дело во всех настоящих школах боевых искусств. Но нет, ничего подобного, угораздило же меня схлопотать еще и это "пробуждение". На тебе, за два года до намеченной встречи с Хаппосаем, я узнаю, что я на самом деле девочка-волшебница, махо-сёдзё чертова, и не кто-нибудь, а сама принцесса Нептуна.

Вместо того, чтобы просто вернуть себе Искусство жить дальше, как планировалось, ныне у нее имелись обязательства, обязательства, что перевешивали ее желание надежно скрыть свое прошлое под семью замками и выкинуть ключи. У Сэйлор Нептун был долг, была работа, требующая неукоснительного внимания, друзья, которым она должна была помогать, и если она не станет этим заниматься, невинные люди наверняка пострадают.

Одно никак не изменилось в ее/его жизни. Саотоме Ранма никогда не оставлял друга, нуждающегося в помощи, никогда не отказывался помочь, когда мог это сделать. У нее также был долг перед ее Принцессой, долг, вязавший ее связями, столь же прочными и нерасторжимыми, как и ее дружба с девушками. К несчастью, это влекло за собой еще одну проблему, не менее важную. Если когда-то все откроется, все выплывет наружу, что они будут думать о ней? Примут ли они ее, с учетом ее прошлого? Некогда она восставала против самой идеи — стать сенши. И теперь, когда она сдалась и приняла свои обязанности, ей придется искать способ объяснять свои возникшие неизвестно откуда навыки, как только она вернет себе право использовать их.

Ее первой (и пока единственной) идеей, было сказать, что они всегда являлись частью прошлого Нептун, которое она начала вспоминать лишь сейчас. К несчастью Плутон и Сатурн могли запросто похоронить эту неудачную отговорку. Ранма не имела ни малейшего понятия, насколько она была умелой в прошлой жизни, но вот они наверняка его имели. Придется ей быть поосторожнее. Прямо сейчас, единственное что ей оставалось — двигаться дальше, двигаться и надеяться, что все будет хорошо. Но все равно, она отлично понимала, какая куча сил ей потребуется, чтобы вытащить себя из того зыбуна недосказанностей, в который она сама себя и засадила. Она никогда не думала над тем, как же она объяснит своим друзьям, почему же она никогда не использовала Искусство для помощи своим друзьям, когда имела такую возможность. Она боялась правды, более чем просто боялась; клятва, данная ею Хаппосаю, вряд ли смогла бы унять их гнев, направленный на нее.

Ранма хмуро фыркнула. — Кто бы мог поверить. Ранма Саотоме — махо-сёдзё. Наверное, я и должен был родиться сразу же девочкой. У ками весьма странное понятие о юморе. Надеюсь, я смогу удержать события под контролем. Одна небольшая ошибка, и все раскроется...

Ранма абсолютно игнорировала жадные взгляды, бросаемые на нее парнями, мимо которых она проходила. Да, разумеется, она заслуженно гордилась своим обликом, но невзирая на то, что она все же приняла свою "судьбу", невзирая на все это, она все еще чувствовала себя как дома в шкуре девушки, что терпеть не может парней.

— Черт, ненавижу это чертово проклятье. Если бы оно не было единственным способом скрыться от всего этого...

Но невзирая на ее слова, ухмылка ее стала лишь шире. — Хотя это того стоило. Я обожаю Харуку, томбойка лучшее, что у меня было за всю жизнь, и если бы я не была девчонкой, черта с два она влюбилась бы в меня.

Острый коготь печали пронзил ее грудь, отразившись и на ее лице, стоило ей вспомнить единственную девушку, что она когда-либо любила прежде, до Харуки. Девушку, которую ей пришлось покинуть столько лет назад. Замотав головой, Ранма вновь попыталась уверить себя в том, что другого выбора не было, что ничто другое просто не сработало бы. Прошлое уже стало прошлым, и она была частью него. И если бы она изменила прошлое, если бы даже это и было возможным, то наверняка изменилось бы и настоящее с будущим. Но все же, несмотря на то, сколь сильно она любила Харуку, несмотря на то, насколько доподлинно знала она, что Харука суждена ей самой судьбой, все равно часть ее не переставала гадать, как бы все было, если бы все пошло по-другому.

— Без разницы, — хмуро и неуверенно огрызнулась она, пытаясь вновь убедить саму себя. — Не думаю, что она чувствовала это ко мне.

Ранма запросто позабыла припомнить ту клятву, что ее "сестра" пыталась им предложить. Клятву быть "сестрами по клятве" и делиться всем. В ходе своей "новой" жизни, Ранме довелось познать многое, но даже в конце ее она не была столь уж разбирающейся в вопросе своих взаимоотношений с остальными. Да, разумеется, она научилась видеть приязнь между людьми, когда это касалось других... но не тогда, когда объектом была она сама.

Погруженная в раздумья, Ранма шагала к дому своей мамы Нодоки. — Что мне мешало сказать Харуке, что я просто не знаю имени донора, и все было бы нормально? Нееет, мне не захотелось лгать ей, и... и все еще не хочется, — нерешительно созналась она самой себе. — И что я буду делать, если ей этого будет мало и она начнет меня расспрашивать и дальше?

Синеглазая девушка до смерти боялась того момента, когда Харука узнает о ее истинном уровне мастерства в Искусстве. По правде говоря, Ранма сейчас была гораздо сильнее, чем была когда-либо в прошлом. Определенно, неуязвимой она не являлась, но бойцом она была экстраординарным, уж это-то вне всякого сомнения. Насколько же именно, она узнает сегодня. Ранма ухмыльнулась. Хаппосая ждал большой сюрприз. Хотя, она вынуждена была признать, лучшей из лучших она не являлась. Сенсей Масаки все еще мог выбить из нее пыль в любой момент, стоило бы ему захотеть.

Разумеется, она не использовала в поединках с ним свою "подпитку", предоставляемую ей как Сэйлор Нептун, но даже с нею она отнюдь не была бы уверена в исходе их поединка. Сенсей был опытен, чрезвычайно опытен и умел. Будучи Сэйлор Нептун, она была Ранмой в квадрате, может быть, даже в кубе, но Масаки Кацухито был ошеломляюще хорош, как с клинком, так и без него.

Вне всяких сомнений Меркурий запросто бы подсчитала разницу в уровнях силы между "Мичиру" и "Нептун", но Ранму, в принципе, не так уж и волновал точный множитель, ей вполне достаточно было знания того, что он имеется. Она знала также, что прилив сил также не делает ее неуязвимой (она вполне могла пострадать, что подверждалось более чем в одном столкновении с Негавселенной), но тем не менее дает ей больше возможностей, чем без этого.

Это было так сложно, скрывать свои "действия" от всех остальных, но, тем не менее, она не забрасывала тренировок, ни в ее прошлой жизни, ни уже будучи Мичиру. Ее нынешний ки-контроль вогнал бы старого Ранму в транс, и ее способностям в физических проявлениях Искусства также не было позволено отставаний.

Ранма знала, что она может солгать, и это у нее получится, язык-впереди-мозгов и полная невозможность сочинения сколь-либо удобоваримой лжи "старого Ранмы" давно уже ушли. Она могла солгать и лгала, когда это от нее требовалось, но вот лгать ее собственной семье — это было совсем другим делом. Нет, пусть все будет так, как будет, она сделает то, что должно, и будет надеяться на лучшее.

Ранма по-прежнему витала в раздумьях, когда внезапно обнаружила, что ее ноги уже остановились. Она могрнула своими небесно-синими глазами и взглянула выше, обнаружив себя стоящей перед домом ее мамы. Как следует тряхнув головой, пытаясь отогнать все эти мысли, она прошла внутрь ограды, не обратив никакого внимания на "мать" и ее двух "дочерей", что присели отдохнуть на находящейся неподалеку скамейке. Вместо этого она открыла дверь и скрылась в ее проеме. Настало время сосредоточиться на том, что ей сегодня предстояло.

* * *

— Мичиру, как здорово, что ты пришла.

Саотоме Нодока уставилась на свою дочь, которой у нее никогда не было. Да, Мичиру давно уже была ее "дочерью" во всем, кроме имени, и она любила ее, как свою собственную, еще до того, как узнала правду. И после, когда она узнала, что Мичиру и была ее дочерью... э-э... ее сыном Ранмой, с полностью заблокированным его/ее проклятьем. Женщина с сожалением покачала головой. Если бы не те невероятные странности, что окружали ее сына, подобно облаку, вряд ли бы она поверила в это. Она все еще помнила, как Мичиру раскрыла ей правду. Девушка появилась у нее дома в ходе одного из ее обычных визитов, но отчего-то жутко нервничала. И когда Мичиру, наконец, созналась, реакция ее на это была абсолютно нехарактерной, она упала в обморок. Очнувшись, она выслушала историю Мичиру с начала и до конца, невероятную, невозможную историю. Но со всеми теми подтверждениями, которые преподнесла ей Мичиру, просто невозможно было спорить. Наконец-то, после долгих лет отсутствия, ее дитя вернулось к ней, и так уж получилось, что "вернулась" она к ней давным-давно. Единственное, с чем ей пришлось навсегда попрощаться, так это с мечтой женить своего сына на столь многообещающей ее ученице.

— Здравствуй, мама, — сказала Мичиру в ответ, прямо с порога стиснув ее в крепких объятиях. — День настал.

— Да, Мичиру. Так и есть. Пойдем, все уже готово.

Нодока увлекла свою дочь на кухню, где и принялась превращать Мичиру назад в Ранму-чан.

— Как думаешь, дорогая, ты готова? — поинтересовалась Нодока, отмывая длинные зелено-голубые волосы, бывшие отличительной чертой Мичиру.

— Я так думаю, — мурлыкнула та, счастливая до невозможности тем, что кто-то еще, а не она должен иметь дело с непослушной копной волос. — Как долго я ждала этого дня, мама.

— Да, должно быть. Надеюсь, что все пройдет хорошо. — Нодока передернулась, припомнив ту череду катастроф, которая по совместительству была жизнью ее ребенка.

Ее все еще не переставало поражать, как же Ранма/Мичиру ухитрялась выкручиваться из них. Жизнь ее была столь невыносима и трудна, любой бы давно уже сломался под столь непосильным гнетом. При всех внешних препятствиях на пути "Ранма", мало кто смог бы вот так не только принять, но и сродниться со своим проклятьем, как это пришлось сделать Мичиру. Кто-либо слабее Ранмы давным-давно бы потерял себя в хаосе безумия даже при меньшем числе проблем. Если она когда-либо и сомневалась в достоинстве и чести Ранмы, все эти сомнения унесло прочь, стоило ей осознать, на что Ранме пришлось пойти, чтобы сохранить нетронутой честь остальных вовлеченных в это.

Они тихо беседовали друг с другом, пока Нодока трудилась над волосами дочери. За шампунем последовал кондиционер, затем краска, и вскоре Мичиру вновь обрела те огненные вихры, что отличали "Ранко". Нодока знала, что Мичиру изменила цвет своих волос давным-давно, чтобы ее нельзя было узнать ни Неримской банде, ни ее друзьям. Изменение произошло еще за три года до того, как состоялось "прибытие" Ранмы в Нериму. Старшая Саотоме все еще помнила тот шок, что она испытала, увидев "новый облик" Мичиру, подчеркивавшийся волосами цвета морской волны.

Ныне она знала о той причине, что подтолкнула ее к столь радикальному изменению; изменению, произведенному заблаговременно, чтобы ни ее друзья, ни даже ее мама не могли связать ее прежний внешний вид с прибывшей "Ранко". С Рёгой, бродящим там и сям, никогда нельзя было знать, где и когда ее найдут... кроме того факта, что, с учетом обычного везения Ранмы, это будет худший из моментов, которые только можно выбрать для этого.

Уставившись на радикально изменившуюся девушку, Нодока покачала головой. Даже когда Ранма прикидывалась "Ранко" они получали множество комментариев, насколько же они похожи. Теперь же, когда Мичиру было восемнадцать и она повзрослела, их внешнее сходство было невероятным, ошеломляющим. Девушка, сидевшая пред нею, была ее зеркальным отражением, да, выглядевшим моложе, но тем не менее, схожим до невозможности. Лишь цвет глаз и стиль прически различался.

Украдкой хихикнув, Нодока вновь с любовью посмотрела на свою дочь. Единственное, о чем она ныне сожалела, после всего того времени, что она провела с Мичиру, с самого ее детства, что они не являются семьей по закону. Нодока, однако, знала, что, несмотря на то, что там эти "закон" и "общество" думают, они — семья. Их связывает кровное родство и любовь... и ничто не может этого изменить.

— Пойдем наверх, тебе надо переодеться, — подтолкнула ее Нодока, — Через двадцать минут будет поезд, и нам надо на него успеть.

Ранма бросила взгляд в зеркало, вновь увидав те самые огненные пряди, что она ненавидела столь долго. Ей потребовалось несколько лет, чтобы, наконец, полностью принять свое изменение. Да, именно она приняла решение, она начала жить "как девчонка", но, вначале, неохотно до жути. Теперь же она не изменится назад ни за что, даже если у нее и будет выбор.

Они шли через зал, когда Мичиру неожиданно остановилась за спиной у Нодоки.

— Мама, что это такое?

Нодока застыла, и затем, стоило ей развернуться, сердце ее провалилось вниз. Она позабыла, позабыла напрочь спрятать эти чертовы бумаги. Закончив разворот, самурай-ко застыла, продолжая клясть себя. Она забыла.

— Э-э... Мичиру, — вздохнула Нодока, — Думаю, я должна была тебе сказать это раньше. Я хотела подождать до вечера, поскольку сегодняшний день и без того для тебя будет не из легких, но, думаю, ками решили за меня, сочтя, что тебе стоит узнать мою тайну сразу же. Вместо того, чтобы подождать...

— Что это, мама?

— Начиная с сегодняшнего утра, я больше не Саотоме Нодока.

— ЧТО?!!! — в шоке голос девушки прозвучал громче, чем она намеревалась.

— Я развелась с Генмой. Документы пришли этим утром.

Несмотря на свое внешнее спокойствие, Нодока продолжала бичевать себя. Несмотря на то, что она была уверена в мастерстве Мичиру/Ранмы, бой с Хаппосаем вовсе не был таким уж пустячком. Мичиру требовалось выдать все, что она могла, быть на пределе своего мастерства, не заботясь ни о чем помимо этого. Да, после Саффрона всем было ясно, что силы на то, чтобы победить грандмастера Школы Непрерывной Адаптации, у Ранмы вполне хватает, но это был не бой. Это была дуэль в боевых искусствах. Убийственные атаки не допускались, а кое-какие способности Мичиру в работе с ки могли быть и летальными, особенно если применить не в духе.

Нодока уставилась в сапфировые глаза своей дочери. Вначале в них читалось смущение и неуверенность, но затем она увидела, как они прояснились и улыбка расцвела на ее лице. — Мам, это просто здорово! Ты еще молода и красива, и я уверена, ты еще найдешь кого-нибудь, кто будет достоин твой любви.

Слова ее застали Нодоку врасплох. Такого уж она не ожидала. Это уж точно. — Ну, я даже и не знаю...

— Мам, будь уверена, — отозвалась Мичиру, и затем лицо ее пересекла озорная ухмылка. — Ты выглядишь прямо как я, а уж я-то точно неотразима.

Невзирая не все ее усилия, Нодока чувствовала, как и ее лицо расплывается в улыбке. Это было так приятно слышать. Даже несмотря на смех в голосе Мичиру и улыбку на ее лице, она не могла не признать определенную долю правды в ее словах. После столь долгого времени, проведенного в одиночестве мысль об том, чтобы найти себе мужчину, которого она будет любить и которому сможет доверять, показалась ей донельзя заманчивой. В конце-то концов, Мичиру и вправду ошеломляюще красива, и они и вправду похожи. К несчастью, Мичиру не стала прекращать разговор.

— Мама, но если ты теперь не Саотоме, то кто?

Нодока попыталась найти в себе решимости для ответа. Она чувствовала, что этот ответ не придется ее дочери по вкусу так же, как предыдущий.

— Я ронин, дорогая. Мой род отрекся от меня, когда я вышла замуж за Генму. Мама и папа уже умерли, а мой брат Нагоя отказался разговаривать со мной.

Нодока заторопилась, видя гнев, разгорающийся в глаза Мичиру. — Не переживай так насчет меня, дорогая. Уж лучше я буду ронином, чем замужем за этим мужчиной. — Быстро меняя тему разговора, Нодока продолжала, — Ты знаешь, что ни он, ни Тендо Соун не позаботились уведомить меня о том, что Ранмы не было дома уже несколько месяцев? Каждый раз, бывая у них, я получала все тот же ответ, "Ты просто с ним разминулась" или "Он отправился в тренировочный поход, Нодока"

Входя в комнату Ранмы, Нодока продолжала дальше. — Прошу, не стоит так переживать. Я ни о чем не сожалею. Более того, я рада, что это, наконец, произошло. — На постели в комнате лежал один из "фирменных" китайских "нарядов Ранмы". Единственным изменением в нем было женское белье вместо старых мужских трусов, включая спортивный бюстгальтер.

Мичиру помолчала, спокойно раздеваясь, все еще поглядывая на свою мать. Нодока увидела, как один ее глаз прищурился, та явно что-то замышляла. Месть. Ничего такого смертельного или неприятного, но месть тем не менее.

— Знаешь, мама, а Масаки-сенсей выглядит довольно приятным мужчиной. Истинный джентльмен, и не так уж и стар...

— Мичиру! Он мне по возрасту в отцы годится! Да он и был отцом мой школьной подруги, Атики.

— А что? Зрелый, настоящий мужчина, — добавила огоньку Мичиру, явно подсмеиваясь. — Кроме того, если уж он тебе так не нравится, отец Тэнчи вдовец, и давно уже... а ты знаешь, какой он "мужественный"...

Нодока изо всех сил пыталась посмотреть на нее хмуро и осуждающе, но, не выдержав, рассмеялась. Мичиру не имела ни малейшего понятия о ее детской влюбленности в Масаки Кацухито, и даже несмотря на все эти годы... Нодока нацелила указательный палец на свою дочь. — Ведите себя как следует, юная леди. А ну быстренько одеваться, мы опаздываем на поезд. Я сообщила сенсею, что мы прибудем пораньше. Уверена, ты не будешь возражать против того, чтобы вновь пообщаться с Тэнчи... из него получился такой привлекательный молодой человек... — настало время расплаты.

— Мама! Ты же знаешь, у меня уже есть подруга, так зачем мне Тэнчи? Хотя... если бы я интересовалась парнями, Тэнчи был бы неплохим уловом...

Нодока вздохнула, — Да, дорогая, я знаю. Но мне хотелось бы...

— Чего именно?

— Ничего такого, дорогая.

— А если не ничего, то чего именно? — принялась давить Мичиру.

Нодока покачала головой, — Временами мне так хочется увидать внуков...

— Мама?

— Да, дорогая?

— После того, как все это кончится, как бы все ни прошло... ты не хотела бы познакомиться с Харукой, Хотару и Сецуной?

Нодока почувствовала, как сердце заколотилось как бешеное, услышав слова своей дочери. Слова ее произнесены были тихо, нерешительно и сопровождались немалой долей боязни, но это были именно те слова, что она желала услышать столь долго. Даже до того, как она узнала, что Мичиру является ее дочерью, она страдала оттого, что та не приглашала свою семью к ней в гости. Они разделяли друг с другом столь многое, что это казалось... странным, не иметь доступа к столь важной части жизни Мичиру, странным и каким-то неправильным. Мичиру часто рассказывала ей о "семье", очень часто, но ни разу до этого, несмотря на все ее намеки, Мичиру не показала и виду о том, что осведомлена о страстном желании Нодоки встретиться с ними.

Когда она узнала о тайне Мичиру, это упущение получило свое объяснение, хотя оно ей и не понравилось. Теперь же, похоже, ее дочь во всем, кроме фамилии, желала сделать ее частью ее новой семьи. Улыбка расцвела на лице Нодоки, столь же желанная как солнце после долгой зимней ночи, и гораздо более сияющая.

— Конечно, дорогая, с радостью. Я так давно мечтала познакомиться с ними всеми.

— Знаю, мама, но я не знаю, как это устроить, — Мичиру заколебалась, — Мам, они пока еще не знают... всего. Я имею в виду...

— Дорогая, тебе нужно все им рассказать, и как можно быстрее. Скрываемые тайны оставляют после себя долгие и незаживающие раны, и если не позаботиться о них вовремя, все будет только хуже. — Она услышала, как ее дочь вздохнула.

— Да, мама, я знаю, но я боюсь. Что если я их потеряю?

— Если они тебя любят, они останутся с тобой. — Нодока помолчала, пытаясь собраться с мыслями, — Не хочу сказать, что это будет так уж легко и просто... Тебе придется потрудиться как следует, чтобы вновь завоевать их доверие, но... — ухмылка пересекла ее безмятежное лицо — Кайо Мичиру никогда не проигрывает.

Комментарий Нодоки был вознагражден рассыпавшимися в воздухе колокольчиками смеха.

— Да, мама, — отвечала Мичиру, с чертовской ухмылкой на лице прикидывая возможности, — Да, мам, — несколько нерешительно начала она, — Что ты скажешь, если мы с Харукой заведем собственного ребенка? Я... э-э... ну...

— Да, дорогая?

— Ну-у, до того как проклятье было заблокировано, Ранма поместил "вклад" в одну из клиник в Нериме, и... ну-у, если у нас будет ребенок, это будет ребенок и "Ранмы" тоже, — зардевшись и мямля, Мичиру с большим трудом закончила предложение.

Ослепительная улыбка на лице ее мамы в полной мере вознаградила ее за все то испытанное ею смущение.

* * *

— Сецуна-мама, как долго, ты думаешь, они будут внутри? — в двенадцатый раз поинтересовалась Хотару. Нетерпение сжигало ее заживо.

— Не знаю, дорогая. Подожди еще немного и... — Сецуна не успела еще закончить, как ответ на вопрос Хотару стал очевиден. Голос Плутон затих, и она села прямо, изумленная донельзя.

Мичиру выходила из дому с другой женщиной... выглядевшей в точности как она, но постарше, более взрослой версией Принцессы Нептуна. Все в них буквально кричало — "Смотрите, вот идут мать и дочь". У обеих были те же рыжие волосы, более взрослая женщина была выше, но столь же впечатляюще сложена... даже походка их была схожей... и определенно возбуждающей донельзя. Настолько, что они двое наверняка стали бы причиной автомобильных пробок на дорогах. Единственным их различием, помимо роста и возраста, была их одежда, и тут глаза Плутон округлились донельзя. Какого черта вечно элегантно и безукоризненно одетая Мичиру вырядилась в китайские шелковые тряпки как минимум на три размера большие, чем нужно? Черт, да она в них тонула! Хотя Сецуна не могла не признать, что в них она выглядела до жути мило, что, впрочем, не объясняло, с чего вообще она их на себя напялила.

Обычно нечитаемое выражение ее лица сменилось несказанно ошеломленным. Да что тут такое происходит? Мичиру — сирота... а если нет, то какого черта она делала в сиротском приюте? Сецуна знала, что Мичиру была удочерена. Черт, да она даже навещала этот чертов приют пару раз, для надежности. Кто такая эта женщина, и кем она приходится Мичиру? Утерянный контроль был, впрочем, быстро восстановлен, и Сецуна глянула искоса на своих спутниц.

Выражение лица Хотару зеркально повторяло ее собственное парой секунд ранее. Определенно она никогда не видала свою Мичиру-маму облаченной таким образом, и тем более не была знакома с этой женщиной. Сецуна услышала, как она прошептала что-то, похоже, имя... "Ранко". Хотару явно отключилась от внешнего мира, смущение, бурлившее в ней, излилось в этом слове подобно грозовому ливню из водостока.

Переместив взор на Чиби-Усу, Сецуна отметила, к вящему недовольству, удовлетворенную ухмылку, смешанную с ликованием. Определенно, юная принцесса знала что-то, знала и другую женщину... и, похоже, знала, что тут происходит.

Они смотрели, как те проходят мимо них, и даже слышали часть их разговора. Мичиру, похоже, пообещала завтра придти в гости с семьей. Женщина кивнула в ответ, с сияющими глазами; похоже, она была рада этому до невозможности.

Когда те прошли мимо и удалились на достаточно безопасное расстояние, Сецуна развернулась к двум своим подопечным.

— Хотару, кто такая Ранко?

— Я не знаю, Сецуна-мама, — отвечала Хотару, — Она была на тех фотографиях, что Тендо Касуми показывала мне вчера. Они не говорили о ней много, только то, что ее зовут Ранко и что она жила в додзе с Тендо и Саотоме. Хотя... кое-что было странным, Касуми начала рассказывать о ней, но мама оборвала ее. Она сказала, что это не имеет значения. Проблема в том, что она выглядела и была одета так же, как мама сейчас.

— Что-нибудь еще? — попыталась Сецуна.

— Только то, что Ранко постоянно жила в додзе Тендо последнюю пару лет. Сецуна-мама, что здесь происходит? Мичиру-мама — Ранко? Если она это она, то как это у нее получилось и зачем?

Сецуна развернулась к остававшейся безмолвной последней участнице расследования и на пару с Хотару одарила Чиби-Усу пронзительными взорами.

— Ну, Маленькая леди, что ты можешь рассказать нам об этом?

Единственным ответом, что они получили, было фырканье, короткое "Пока ничего" и злорадная, предвкушающая ухмылка на лице девушки.

— Уса-чан, знаешь, говорят, за все потом придется расплачиваться, — выдала Хотару угрозу-предупреждение, услышав эти слова из уст своей лучшей подруги.

Ухмылка нео-принцессы стала еще шире, и она закивала, хотя так и не вымолвила ни слова.

Вздохнув в унисон, Хотару и Сецуна обменялись разочарованными взглядами.

Сецуна первой открыла рот. — Я сказала себе быть на следующем месте только в полдень. До него еще как минимум три часа. Идем домой или попытаемся убить время, ходя по магазинам?

— Магазины, — посоветовала Уса.

— Магазины, Сецуна-мама, — согласилась с ней Хотару, — Не думаю, что прямо сейчас мы сможем просто сидеть и ждать.

— Ну, тогда магазины, — сказала Сецуна.

* * *

Два часа, один поезд и одно такси спустя Нодока и Ранма стояли на дороге, что вела к храму Масаки и дому их сенсея.

Ранма глянула на свою мать, с улыбкой на лице.

— Так или иначе, вскоре все решится.

— Так или иначе, — согласилась Нодока, — Ты готова?

— Думаю, что так. Пойдем, повидаемся с сенсеем и Тэнчи.

Прогулка их была тихой и успокаивающей. Сияло солнце, от деревьев до них доносился птичий щебет. Храм Масаки представлял собой оазис мира и безмятежности в бурлящем и тревожном внешнем мире. Казалось, что, идя сквозь лес, возвращаешься на триста лет в прошлое, ни одного намека на современность не попадалось им на пути. Женщины буквально чувствовали ту ауру безмятежности, что окутывала сельский район. Довольно скоро они прибыли к развилке дорог, одна из которых вела вверх, в гору, а вторая вела к довольно большому дому, что виднелся вдали.

— Сенсей сказал, что будет ждать нас дома, — заметила Нодока, — Он также сказал, что у них теперь живут родственники.

— Ну, тогда к дому, — согласно кивнула Ранма.

Через несколько минут они уже были у своей цели. Сам по себе дом представлял собой деревянное строение в два, два с половиной, три этажа, в зависимости от того, как вы станете их считать. Он был довольно неплохо спроектирован и построен, и, казалось, растворялся в окружающем ландшафте, гармонируя с ним, ничем не нарушая безмятежия, производимого небольшим горным озером, рядом с которым он стоял.

Позвонив, Ранма услышала, тихое звяканье звонка изнутри, за котором последовал быстрый топоток приближающихся легких шагов.

Дверь открылась, и дружелюбный звонкий голос приветствовал их, — Здравствуйте, я Сасами. Могу я чем-нибудь вам помочь?

Опустив взгляд вниз, Ранма обнаружила себя стоящей напротив невероятно очаровательной девочки. с длинными светло-синими волосами, близкими по оттенку к ее собственным в крашеном состоянии. На лице девочки красовалась дружелюбная улыбка, ее необычные большие розовые глаза радостно жмурились, как будто она только что услышала донельзя забавную шутку. На ней было довольно необычное облачение, тем не менее, изумительно подходившее ей, с передником поверх.

— Я Сао... Нодока, а это Кайо Мичиру, — представилась Нодока, лишь на чуточку прервавшись, чтобы поправить себя, и затем вежливо поклонилась встречающей их маленькой хозяйке.

Ранма также поклонилась, чувствуя, как улыбка расцветает на ее губах. Скрытое веселье девочки принялось оказывать эффект и на нее.

— Мы здесь чтобы увидеться с сенсеем Масаки.

— Да, дедушка говорил, что ожидает гостей. Пожалуйста, проходите.

Подняв бровь, Ранма глянула на девочку, и затем, сняв обувь, вошла внутрь. Она была несколько озадачена словами девочки. Насколько она помнила, Тэнчи был единственным внуком Кацухито, и по возрасту девочка явно не могла быть дочерью Тэнчи, если только Сасами не удочерили, также, как она сама удочерила Хотару.

Войдя в дом, они увидали еще несколько человек, уже ждущих их внутри. Первым Ранма заметила сенсея, ничуть не тронутого годами. За все то время, что прошло со дня их встречи, он не изменился ни на чуть-чуть. Его аура, преисполненная скрытой мощи, также осталась неизменной, говоря ей, что с сенсеем по-прежнему все в порядке. Ранма еще помнила, как в первый раз увидала боевую ауру своего сенсея, и помнила свое изумление, стоило ей обнаружить, что она сильнее, чем ауры Хаппосая и Колон вместе взятые. Помнила она и как была признательна ему за то, что он согласился учить ее.

Затем Ранма глянула на Тэнчи. Тэн-чан выглядел тем же самым, хотя аура его стала гораздо сильнее. Невероятно сильнее. Так, будто он вышел на совершенно новый уровень. Рот ее увлажнился от одной мысли о поединке с ним. Тэнчи отреагировал на ее появление слабой, сдержанной улыбкой, сдержанной, скорее всего, из-за парочки ошеломляюще привлекательных девушек, вцепившихся в него.

Слева была величественно выглядящая девушка в формальном облачении, покроя и фасона, каких Ранма никогда не видала прежде. Оно слегка напоминало кимоно, но было несколько другим, как в длину, так и по покрою. Волосы ее были длинными и фиолетовыми, с глазами схожего оттенка. Выражение на ее лице было довольно знакомым Ранме, одно из выражений Набики, но вот хватка, с которой она вцепилась в руку Тэнчи, лучше всяких слов вопила "МОЕ!!", отнюдь не являясь столь же сдержанной, как и ее лицо.

В то время как девушка слева излучала достоинство и горделивость, наводя на мысль об особах королевских кровей, привыкших повелевать, девушка, вцепившаяся клещом (действительно вцепившаяся, да так, что без домкрата и не оторвешь) в правую руку Тен-чана, была ее полной противоположностью. В то время как каждая черта первой девушки кричала о знатности, тело девушки с циановыми волосами и янтарными глазами излучало чувственность и страстность. В глазах ее читалось четкое и явное послание: "Тронь его, и умрешь".

Трое остальных, собравшихся за столом, тоже заслуживали отдельного упоминания. Довольно смуглая блондинка с умопомрачительной фигурой сидела рядом с привлекательной девушкой с длинными бирюзовыми волосами. Симпатичная, очень даже, но с взглядом, что Ранма опознала незамедлительно, взглядом опытного, многое повидавшего полицейского, дружелюбно-обезличенный, но ни на секунду не теряющий бдительности. Для нее все являлось работой. Последней за столом сидела юная девушка, практически девочка, с рыжими волосами, цветом схожими с волосами ее и ее матери, но в то время как у них двоих волосы были обузданы и уложены в сдержанные прически, волосы той торчали во все стороны, свешиваясь чуть не до пола. По какой-то причине они напоминали Ранме волосы девушки с янтарными глазами, но девушка, вцепившаяся в Тэнчи, была слишком молода, чтобы иметь столь взрослую дочь. Может, они сестры?

— Тетя Нодока, Мичиру, очень рад видеть вас вновь, — поприветствовал их Тэнчи.

И Ранма не смогла устоять. Очаровательно надувшись, она изобразила до невозможности кавайную нахмуренную маску, — Тэн-чан, ну что ж так формально? А куда же делось Ми-чан?

Нодока вновь принялась прятать смешинки в глазах, зеркально отображавшиеся в глазах ее сенсея, пытавшегося удержать свое лицо бесстрастным.

— Э-э, может быть, мне стоит представить вам остальных, — неуклюже уклонился от ответа Тэнчи.

— Но Тэ-эн-чан... — надулась Ранма, ухитрившись стать еще кавайнее, чем прежде. — Мы так давно уж не виделись... и что — ни тебе обняться, ни перечмокать друг друга...

Ранма видела, как девушки, державшие Тэнчи, осознали смысл ее слов, видела и как они сделали из них надлежащие выводы. Она заметила, как их ауры вскипели и взорвались, ну-у, не совсем став видимыми, конечно, но опасно приблизившись к этой грани. Было довольно интересно видеть, насколько мощны они были. Кроме того, было в их аурах что-то не то, что-то такое, необычное. Аура той, с фиолетовыми волосами напоминала Ранме чью-то еще ауру... и тут же она осознала, чью именно — сенсея Масаки, конечно, но меньше и гораздо слабее. Аура второй не походила ни на одну из тех, что ей когда-либо доводилось видеть, и она затмевала ауру ее соседки напрочь.

— Мичиру, это... — начала Нодока, надеясь разрядить ситуацию до того, как начнется потасовка. Прежде чем она получила шанс закончить, ее прервали.

— Девочка, прекращай дразнить Тэнчи. — приказал Кацухито, прервав тем самым ее веселье. Оч-чень нехарактерно для старого шутника. В обычных условиях он лишь поощрял ее на новые шутки над бедным парнем, хотя отлично знал, что парни ее не интересуют.

— Хай, сенсей, — вздохнула Ранма, прекратив надувать губы, — Извини, Тэнчи.

Облегчение, отразившееся на лице Тэнчи, было непередаваемым. Он был рад до невозможности, что его дед решил помочь ему, вместо того, чтобы и самому провоцировать Аеку и Рёко на крайности. К несчастью, его облегчение слишком поторопилось с появлением. Он вздохнул, вновь увидав знакомую очаровательнейшую ухмылку, появившуюся на лице его подруги детства.

— Тэнчи, а почему бы тебе ни познакомить меня с этим очарова-а-ательными девушками поближе? — Ранма подчеркнула свои слова интонацией, сменив надутые губы, откровенно плотоядной ухмылкой, на этот раз выбрав своей целью спутниц Тэнчи вместо самого юного Масаки.

С большим трудом она удержалась от смеха, увидав резкую смену выражений на лицах тех девушек, на которых падал ее изучающе-оценивающий взгляд. Черт, давненько ей не было так весело...

— Мичиру! — прогремел Кацухито.

— Хай, сенсей, я больше не буду, — Ранма снова надулась, прежде чем наконец успокоиться.

— Не волнуйтесь, девочки, — шепнула она им, — Я не за Тэнчи, мои интересы... в кое-чем другом. — Ранма одарила девушек последним оценивающим взором, обобщая суммарные впечатления о потенциальных трофеях.

Лед был сломан, Рёко с Аекой наконец осознали, что эта девушка вроде бы не стоит планов на "их" Тэнчи, и первоначальное знакомство вскоре было завершено. Усевшись за стол, Ранма расслабилась, наслаждаясь общением. Мама и сенсей тихо беседовали, посвящая друг друга в изменения, происшедшие с ними с последней встречи.

* * *

— Сенсей, — нерешительно начала Нодока, она ненавидела выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение, но она просто не могла держать это в тайне. Она должна была узнать, имеет ли она теперь право продолжать практиковать Искусство. Она была не настолько одержима им, как ее дочь, но ее страсть к искусству меча была столь же рьяна, как и страсть Мичиру к ее необычному искусству. — Я окончательно развелась со своим мужем. Теперь я ронин. Тем не менее, я прошу разрешения продолжать практиковать искусство школы Масаки.

Все присутствующие заметили довольную улыбку на лице Кацухито, сопровождавшую первую часть ее заявления... и нахмурившееся выражение его лица, стоило ему услышать, что его ученица ныне ронин. Инопланетянки, возможно и не понимали, что это значит в Японии, но хмурое выражение лица дедушки Кацухито говорило им, что ничего хорошего.

— Твоя семья не желает принять тебя вновь? — мягко поинтересовался он.

— Нет, сенсей, не желает. Род Изагомо обладает долгой и славной историей. Мой брат заявил, что я запятнала свою честь и что возвращение меня в род запятнает и их честь.

— Честь важна, но и семейные узы тоже, — мягко сказал Кацухито, — А как насчет остальных членов твоего рода?

— Мой брат глава рода, его слово — закон, — тихо отвечала Нодока, в глазах ее сверкали слезы, которым не дозволено было упасть. Она продолжала — Я понимаю его. В его словах есть смысл, и у него есть причины. Наш род — род самураев, который славился на протяжении многих поколений, и он может похвастаться долгой и славной историей. — гордо сказала Нодока, — Я не стану причиной ущерба для чести моего рода... мой брак с Саотоме Генмой и без того нанес ей немало вреда. — признала она.

Нодока помолчала, наблюдая за своей дочерью. Ранма/Мичиру мало что знала о ее роде. Нодока была изгнана из него вскоре после того, как вышла замуж за его отца, так что она никогда не встречала никого из ее родственников Изагомо. С учетом всех отягчающих факторов, вряд ли и встретит, а если и так, то ее собственное положение не даст им признать какую-либо связь между ними.

Несмотря на то, что лицо Мичиру оставалось по-прежнему безмятежным, Нодока видела скрытую глубоко внутри ее глаз боль. Боль, что была зеркальным отражением ее собственной. Мичиру вне всяких сомнений знала, что семья значит для ее мамы многое, несмотря на то, что она смирилась с их приговором.

Нодока попыталась и даже преуспела в этом, выдавив на лицо слабую улыбку. — Род Изагомо славился своими воинами более тысячи лет. В роду имелись как самураи, так и самурай-ко, что стали легендой. Рассказывают, что моя давным-давно почившая прапрабабушка Фунао сумела завоевать сердце принца-демона и отправилась в его королевство, чтобы править вместе с ним. Ее потеря была ударом для нашего рода, ее мастерство меча была лучшим в ее поколении, но любовь для нее была превыше всего, и с разрешения своего сына она покинула род.

Нодока немного помолчала, прежде чем продолжать. — К тому времени Фунао была вдовой вот уже шестнадцать лет, выйдя замуж в четырнадцать. Ее повелитель умер вскоре после брака, оставив ее растить их сына, чтобы он перенял власть над родом и пошел по стопам своего отца, которого он никогда не знал. И затем появился демон-принц Азуса, и Фунао стала вновь вести себя как юная девушка, а не взрослая женщина тридцати лет от роду. Сын ее был опечален грядущей ее потерей, но был рад, что она нашла свое счастье. Он только недавно принял свой пост главы рода, так что он имел возможность освободить ее от долга пред родом, и позволил ей идти по пути, диктуемому ей сердцем. Изагомо Соичиро правил долго и удачно, и сумел позаботиться о том, чтобы имя его матери вспоминали с гордостью и хранили с честью.

И Ранма, и Нодока замерли, заметив потрясенные лица хозяев дома. Сенсей Масаки, Тэнчи, Аека и остальные уставились на них с изумлением, неверяще переглядываясь между собой.

— Фунао? Вы сказали, Фунао? — выдохнула Аека, и ей вторили Тэнчи и Рёко.

~~ Конец 8 главы~~