...И каждый из этих источников имеет
свою печальную историю.
О-очень печальную, суляньжэнь тунчжи!"
(из объяснений китайского гида)

猫 女 の 心

(нэко-онна-но кокоро — сердце девушки-кошки)

История первая:
НЭРИМСКИЕ КАНИКУЛЫ

В Японию нас пригласили ребята из Токийского университета. Погожим августовским утром самолёт "Аэрофлота" приземлился в аэропорту Нарита. Нас уже ждали. Трое улыбчивых студентов — два парня и девушка — поприветствовали нашу группу на весьма приличном русском языке, проводили до автобуса, который и доставил всех в университетский городок. Первый день гостеприимные хозяева дали нам прийти в себя после смены часовых поясов, на второй устроили экскурсию по самым известным местам города. А потом началось знакомство с главной гордостью хозяев — самим университетом. Это было очень интересно, но через два дня лично я начал немного скучать. Мне хотелось больше увидеть Токио, ощутить, что же представляет из себя столица Японии. И я по старинной студенческой традиции решил слинять. Прихватил денег на мелкие расходы, туристическую карту и отправился гулять.

Токио не похож ни на один город, что я видел раньше. В нём есть нечто от западных мегаполисов из стекла и стали, но прямо бок о бок с современными зданиями можно увидеть дома в "викторианском" или традиционном японском стиле, а то и старинный храм. То же и люди: многие одеты вполне по-европейски, молодёжь в "понтовых прикидах", а глядь — идёт кто-нибудь в традиционном кимоно и деревянных сандалиях "гэта"... Спешащая толпа и левостороннее движение на запруженных автомобилями многоярусных эстакадах вызывает головокружение. В Лондоне, где глаз то и дело цепляется за английские надписи, это ещё не так странно. Здесь же полное впечатление, что попал в Зазеркалье. А латинским буквам, кое-где встречающимся на вывесках, вскоре начинаешь радоваться, как родным. Очень скоро я понял, что сильно погорячился, отправившись в город в одиночестве. Тут тебе не Европа, где можно прочесть хотя бы названия улиц на любом углу и доподлинно знать, что это именно названия. Не помогали и мои познания в иероглифах, на которые я опрометчиво понадеялся. Что с того, что я понимал смысл некоторых знаков и иногда мог приблизительно вспомнить их китайское звучание? В японском языке знаки сочетаются совсем по-другому. Да ещё смешаны со слоговым письмом "кана"... Вдобавок, все европейские слова в Японии тоже пишутся каной и от этого искажаются настолько, что не узнаешь, даже если и сумеешь прочесть.

Я попытался обратиться за помощью к местным жителям. Они, как все японцы, были сама любезность: каждого буквально распирало от желания мне помочь. Но... все благие намерения упирались в языковой барьер. Я не знал японского, они — русского. Мало помог и мой английский: японцы искажали английское произношение примерно так же, как их кана — написание, отчего понять их было проблематично. В конце концов я понял, что заблудился напрочь.

Район, где я оказался, удивил меня ещё больше, чем центр города. Я наивно полагал, что при жуткой перенаселённости, которую то и дело поминают, говоря о Японских островах, все люди проживают в многоэтажных домах вроде московских или, скажем, нью-йоркских. А этот район больше напоминал... ну, дачный посёлок где-нибудь в Малаховке. Сравнение довольно отдалённое, но ничего более подходящего на ум не приходит. Собственно, сходство было в одном: весь район состоял из кварталов частных домов, окружённых высокими заборами. Между кварталами крест-накрест проходили улицы. Дома, конечно, тут были далеко не малаховские, да и заборы тоже. Иногда среди коттеджей попадались и трёх-пятиэтажные многоквартирные здания, а каждая улочка была не просто асфальтированная, а с отдельной проезжей частью в середине и тротуарами вдоль заборов, хотя здесь явно мало кто ездил. Я спросил дорогу у какого-то парня с рюкзаком, но тот, хоть и ответил на вполне понятном английском, сам плутал в поисках местной школы, и помочь мне не смог.

И вот тут, понуро шагая по очередной улице, я вдруг остановился, как вкопанный, потому что ухо моё вдруг уловило нечто родное:

— Где ты шлялся, раздолбай?! Тебя за смертью посылать!

Сказано это было на одном дыхании, без какого-либо намёка на акцент. Дальнейшая тирада звучала столь же чисто и гладко. Я невольно заслушался. Просто музыка! Так виртуозно выражаться у нас не умел даже дворник дядя Петя, периодически вступавший в конфликты с грузчиками из продмага. При этом говорившая — а голос был женский, молодой — во всём этом потоке умудрялась избегать нецензурщины, заменяя такого рода термины эвфемизмами. Собеседник пытался что-то объяснить, но дама, похоже, его не слушала напрочь.

Я пошёл на голоса. Они доносились из небольшого заведения, расположенного на соседней улочке. Вывеска заведения, конечно, состояла из иероглифов, причём первый символ я хорошо знал: китайцами он читался как "мао" и обозначал кошку. Будем надеяться, что здесь не едят этих благородных животных, подумал я, отодвинул скользящую дверь и вошёл внутрь.

В маленьком ресторанчике посетителей почти не было, только в углу за столиком сидела молодая парочка. Возле окна раздачи стояла девушка в цветастом шёлковом платье и повязанном поверх него белом фартучке. У меня даже рот от восхищения открылся: вот так волосы! Они у неё были такой длины, что, даже присобранные с боков в два небольших шиньона, доходили ей почти до талии. На висках от общей массы были отделены длинные локоны, схваченные на концах шнурками с золотистыми шариками. И эта великолепная грива по японской моде была выкрашена в совершенно немыслимый цвет — голубой с пурпурным отливом. Я сегодня уже не первый раз видел подобные "шедевры", и был от них не в восторге. Но в данном случае надо было признать, что яркий цвет волос ничуть не портит девушку, напротив, он ей необыкновенно идёт.

— Хуаньин! Ирассяимасэ! Welcome! — сказала девушка. Сомнений быть не могло: именно её голос я слышал с улицы.

— Кажется, здесь говорят и на других языках? — спросил я.

— Айя-а! Конечно, говорят! — обрадовалась она. — О, Сиванму, как давно я не слышала правильной русской речи! Добро пожаловать! Проходите. Присаживайтесь. Вот здесь Вам будет удобно.

— Спасибо, — ответил я, усаживаясь за столик.

— Что бы Вы хотели заказать? — спросила она. — Мы готовим все блюда традиционной китайской кухни...

Ага, подумал я, значит, это китайский ресторан! Что ж, тем лучше: в китайской кухне, в отличие от японской, я хоть немного ориентировался. А юная официантка продолжала:

— Наше фирменное блюдо — традиционная лапша "мянь". Здесь, в Японии её называют "ра-мэн"...

— То, что нужно! — подхватил я, не давая ей увлечь меня глубже в дебри восточной кулинарии. — С курицей, пожалуйста. Мяньцзи.

Она насмешливо на меня покосилась — видно, произношение у меня было ещё то — попросила немного подождать и упорхнула в кухню. Через пару минут она поставила передо мной глубокую чашку-тарелку, наполненную ароматным бульоном, в котором причудливыми завитками плавала китайская лапша. Рядом с чашкой девушка выложила палочки куайцзы. Я хотел сказать, что не очень-то умею с ними обращаться, но она словно прочла мои мысли и положила рядом вилку.

— Благодарю Вас, — сказал я. — Простите чужеземца за возможную бестактность, но не могу ли я узнать Ваше имя?

— Можете, — засмеялась она. — Меня зовут Сянпу.

Я назвал себя.

— Очень приятно, — сказала Сянпу. — Вы давно в Токио?

— Несколько дней. И вот, уже успел заблудиться.

— Отстали от группы? — ахнула девушка.

— Да нет, не отстал, — ответил я. — Просто решил прогуляться в одиночку, посмотреть город.

— Токио очень большой, — покачала головой Сянпу. — Если не знаешь языка, здесь легко потеряться.

— Это я уже понял.

— Вы ешьте, а то остынет!

— Я и забыл, — сказал я, принимаясь за еду. — Так приятно в чужой стране поговорить с кем-то на родном языке!

— Вам необыкновенно повезло. Здесь в основном знают только английский.

— И в очень своеобразном варианте, — заметил я. — Я, например, почти ничего не мог понять. Самое смешное, парень, который лучше всех говорил по-английски, сам заблудился. Искал, кажется, какую-то школу.

— Школу? — встревоженно переспросила Сянпу, присаживаясь на краешек стула напротив меня. — Айя! А как он выглядел? Такой худой, среднего роста, на голове пёстрая бандана, за спиной рюкзак и зонт?

— Точно. Вы его знаете?

— Ещё бы! Это же Рёга Хибики, местная знаменитость. Слава богу, что он не взялся Вас проводить! Вы бы с ним месяц по всей Японии плутали. У этого парня начисто отсутствует чувство ориентации. До туалета не может дойти, не заблудившись. Представляете, однажды до пустыря за собственным домом он добирался трое суток.

— Трое суток?! Неужели такое бывает? — усомнился я.

— Честное слово!

За приятной беседой я и не заметил, как опустела моя тарелка. К тому времени, благодаря словоохотливой Сянпу, я уже знал, что район, куда я попал, называется Нэрима, а заведение, где мы сидели, носит название "Нэкохантэн", "кафе кошки". По-китайски это звучало "мао-фань-дянь". Сама девушка оказалась не просто официанткой, как я было подумал вначале, а — бери выше — хозяйкой заведения. Правда, не главной. Главной была её бабушка Кулун, а парень по имени Мусу подрабатывал на подхвате. Именно его моя новая знакомая так замысловато костерила за нерасторопность, когда мне посчастливилось впервые услышать её голос. Помимо всех этих сведений, я получил и подробнейшие указания, как добраться от Нэримы до университета.

— Очень вкусно! — сказал я, допивая бульон. — Хаочи.

— По-моему, Вы не наелись, — заметила Сянпу, указывая глазами на пустую чашку. — Давайте, я принесу вам наши пельмени?

— Буду Вам очень благодарен. И, если можно, чаю.

— Ну, конечно. Вы какой любите?

— Жасминовый.

— Хорошо. Сейчас.

После поджаренных цзяоцзы (именно от них ведут родословную русские пельмени) я ощутил приятную сытость и узнал ещё немало интересного. Юной хозяйке явно нравилось со мной болтать, а уж мне и подавно было приятно её общество. И поэтому, расплатившись за обед, я решил воспользоваться благорасположением Сянпу и попробовать продлить приятное знакомство.

— Ради бога, извините, — сказал я, — я, конечно, не Хибики-сан, но не могли бы Вы проводить меня до автобусной станции? А то я, чего доброго, опять заплутаю.

— Конечно, пойдёмте! — с лёгкостью согласилась она. — Мне так и так на рынок надо. А там как раз и автобус недалеко.

Сянпу сняла свой фартук, отцепила от волос крахмальную наколку и, прихватив плетёную кошёлку и зонт, вместе со мной вышла из кафе. Мы прошли два квартала, повернули налево, потом направо, и оказались на более широкой, чем другие, улице. Похоже, для этого района она служила одной из главных, если не центральной, авеню. Здесь было мало жилых усадеб — больше магазины, кафе да ресторанчики. Словом, нечто вроде нашего Арбата. Ближний конец улицы выглядел менее фешенебельно, а в той стороне, куда повела меня Сянпу, сколько хватал глаз, теснились яркие рекламы всё более крупных магазинов.

— Коннити-ва, Шампу! — вдруг услышал я. Моя спутница остановилась и обернулась на голос. Он принадлежал высокой и худенькой, как фотомодель, девушке с длинными тёмно-каштановыми волосами, стоящей в дверях крошечной кафешки наподобие "Нэкохантэн". Девушка была одета в странный синий костюм вроде халата, через плечо у неё висел ремень со множеством гнёзд, похожий на патронташ, а из-за спины торчала лопата, какими хозяйки у нас в деревнях ставят в печь хлеб или пироги.

— Это твой новый хахаль? — спросила девушка. В отличие от Сянпу, у неё чувствовался заметный акцент, но, во всяком случае, трудное для японцев "л", да ещё мягкое, она выговорила отчётливо.

— Дура! — сказала Сянпу. — Человек первый раз в Токио. Заблудился. И к тому же... — она выдержала драматическую паузу и закончила: — Он — русский!

— Хм! — смутилась темноволосая. — Извините-кудасай. Куондзи Укиё моё имя. Не хотите заглянуть, перекусить?

— Доомо аригатоо годзаимасу, — я слегка поклонился. — Сердечно благодарю. В следующий раз обязательно. Сянпу, мы...

Но та меня не услышала. Взгляд её затянутых мечтательной поволокой глаз был направлен в сторону.

— Ранма... — прошептали её губы.

— Сянпу? — снова позвал я. Ноль внимания. Похоже, дело плохо!

— Бесполезно дэс! — подтвердила мои подозрения Укиё. — Когда на траверзе возникает Ранма Саотомэ, у неё тут же румпель клинит. Йо, Ран-тян! — и помахала рукой.

Парень со смешной косичкой на затылке, шедший по противоположной стороне улицы, помахал в ответ. И тут же заработал поддых локтём от своей спутницы, коротко стриженной по-спортивному подтянутой девицы.

— И что он в этой Аканэ Тэндо нашёл? — проворчала Укиё. — Фигура как кнехт, ноги короткие! Да ещё норовит его по любому поводу бортануть. Якорь в...!

Мне ничего не оставалось, как дождаться, пока предмет обожания двух моих новых знакомых скроется из виду и после этого снова попробовать обратить на себя внимание. На сей раз Сянпу откликнулась и посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, в которых ещё светилась та нежность. Словно огнём обдала.

— Простите, я задумалась. Идёмте.

— Где она учила язык? — отойдя на некоторое расстояние, спросил я, кивнув через плечо туда, где осталась Укиё.

— В Иокогаме, в порту.

— Я так и подумал. Она как-то странно Вас назвала...

— Шампу, — невесело усмехнулась девушка. — Представляете?

— Но почему?

— А японцы так слышат. Для них что "ся", что "ща" или даже "ша" — всё едино.

— Но это же кличка какая-то получается, а не имя! — возмутился я.

Сянпу пожала плечами:

— Что поделать! Они же не со зла. Просто им так удобнее.

Сянпу довела меня до площади, где останавливались автобусы до центра и ещё раз напомнила, где и как нужно сделать пересадку, чтобы попасть в университет.

— Огромное Вам спасибо, — сказал я. — Фэйчан ганьсе. Жаль, я так толком здесь и не осмотрелся.

— А Вы приезжайте ещё, — улыбнулась Сянпу. — Я Вам покажу всё, что здесь есть интересного.

— Ловлю на слове! До свидания! Цзай цзянь.

— Итоу цзянь, — поправила меня девушка. — До скорой встречи.

— Где тебя черти носили целый день? — напустились на меня сокурсники. — Всё на свете пропустишь! Тут у них в универе такая помойка! Брать разрешают всё, что пожелаешь. Нулёвую "эйтишку" откопать можно! "Винты" на сорок мег, мониторы, "доски" — новьё!

(Год на дворе шёл восемьдесят девятый, тогда 286-й AT был последний писк!)

— Да ну её на фиг, вашу помойку! — отмахнулся я. — Вы бы лучше город посмотрели! Может, больше здесь и не будем никогда. Я тут с такой девушкой познакомился! Наши по сравнению с ней — мыши серые.

— А по-каковски ты с ней разговаривал? — язвительно поинтересовался Димка Бунков. — Ты ж японских полтора слова не свяжешь.

— Да он руками общался! — загоготал Андрюха Табачников. — Там слов никаких и не надо. Сколько она с тебя взяла?

— Она не шлюха! — возмутился я.

— Да-да, как я забыл! Здесь ведь это, кажется, называется "гейша"?

— И не гейша, идиот! — рявкнул я. — А по-русски она лучше вас, дураков, вместе взятых!

На следующее утро, когда все дружной толпой повалили в столовую, я потихоньку отстал и прямиком направился в Нэриму, к своей новой знакомой. У самой остановки автобуса я попал под дождь — внезапный, сильный, но настолько короткий, что я не успел ни найти место, где бы укрыться, ни сколько-нибудь промокнуть. Было ещё довольно рано, и политая дождиком улица, по которой я шёл, казалась частью уснувшего сказочного мира. Даже лёгкое дуновение ветра не касалось этого места, и крупные дождевые капли на проводах и листьях деревьев сверкали, подобно бриллиантам, в лучах рассветного солнца. Меня поразила стерильная, невозможная чистота вокруг: ни бумажки, ни соринки. Идиллию нарушал лишь один из фонарных столбов впереди. Его середину покрывала змеящаяся паутина трещин, как будто по нему ударили стенобитным тараном. Присмотревшись, я обнаружил, что центром разрушения является чёткий отпечаток... кулака! Ни фига себе! Так ударить рукой?! Столб был буквально перебит пополам, и ещё не рухнул только оттого, что его удерживали провода. Я невольно позавидовал дьявольской силе каратиста, нанёсшего такой удар. И уже прошёл мимо, когда сзади послышался шорох, потом постукивание. Обернувшись, я обалдел ещё больше. Вместо повреждённого столба, который я только что миновал, у обочины стоял новый, совершенно целый! А улица была по-прежнему пуста! Только что-то жёлтое мелькнуло за углом ближайшего переулка. Совсем странно.

Неожиданно бесшумная тень метнулась вдоль стены. Я отпрянул, резко повернулся. Фу ты, да это же кошка! Белая, как первый снег, с розовыми изнутри раковинками ушей и удивительно яркими золотистыми глазами, она никак не могла быть помоечной бродяжкой. Такая чистенькая, пушистая.

— Киса, — сказал я, — ты потерялась?

— Мя-ау, — ответила киса, делая шаг ко мне. Я присел на корточки, протянул руку и погладил между ушами. Кошка зажмурилась и потёрлась о мою ладонь, а потом сделала ещё шажок и поставила передние лапки мне на колени.

— Э, нет, моя милая, — я аккуратно отстранил её. — Лучше оставайся здесь. А то хозяйка тебя искать станет.

Я пошёл дальше, но через десяток метров услышал снизу требовательное мяуканье. Обернулся — а кошка вприпрыжку бежит следом.

— Ты что, хочешь пойти со мной? — спросил я.

— Мяу.

— Точно?

— Мья!

Я даже головой потряс, чтобы сбросить наваждение: в кошачьем мяуканье мне почудилась явно утвердительная интонация.

— Ну, хорошо, — я наклонился, взял её на руки. — Пойдём. Я тебя отнесу в одно место, где тебе должно понравиться.

Всю дорогу до "Нэкохантэн" я ласково разговаривал с кошкой, гладил её шелковистый мех. Она не пыталась удрать, сидела у меня на руках тихо и спокойно. Но стоило мне переступить порог кафе, как маленькая хищница немедленно спрыгнула на пол, пересекла пустой зал и прямиком направилась к кухонной двери.

— Куда? Стой! Кис-кис-кис! — пытался остановить её я, но тщетно.

Ну вот, принёс, называется, счастье в дом! Сейчас она там устроит! И, чего доброго, нас вместе отсюда и попрут. Я хотел уже идти искать проказницу, но столкнулся в дверях с Сянпу. Она, видно, только что приняла душ и теперь вытирала полотенцем влажные волосы.

— Здравствуйте! — сказал я. — Вы там кошку не видели?

— Кошку?

— Да. Беленькая такая. Увязалась за мной на улице. Как бы она у вас не набедокурила.

— Не переживайте, — отвечала Сянпу, почему-то отводя глаза. — Бабушка там разберётся. Вы посидите, я сейчас вернусь.

Не прошло и трёх минут, как она возвратилась уже полностью одетая. Наряд её представлял собой очаровательное смешение стилей: китайская шёлковая рубашка со стоячим воротником, джинсовая юбчонка и европейские туфли-лодочки. В руках Сянпу был большущий поднос, наполненный всевозможными угощениями.

— Стойте-стойте-стойте! — замахал я руками. — Я не голоден!

— Значит, проголодаетесь, — безапелляционно заявила Сянпу. — Раз Вы здесь, я собираюсь показать Вам всё, что могу. Меня отпускают до вечера.

— Нет, правда, я не буду, — упорно сказал я.

— Тебе не понравилась наша кухня? — немедленно пришла в ужас девушка.

— Что ты! Понравилась. Просто... ну, словом, я не смогу за это заплатить, — смущённо объяснил я. После вчерашнего блуждания по Токио у меня и правда почти не осталось денег. А когда снова расщедрится наш казначей, я не знал.

— О каких деньгах речь?? — так же горячо возмутилась Сянпу. — Я ведь пригласила тебя! Значит, ты мой гость. И, к тому же, отчасти соплеменник.

Соплеменник? Я взглянул ей в лицо... и обозвал себя идиотом. Как же я до сих пор не врубился! Говорит на русском без акцента, как на родном, да вчера ещё обмолвилась, что языку её учила мама... И эти глазищи! Накануне меня сбили с толку жирные карандашные линии вдоль ресниц, но сейчас было очевидно, что глаза у неё совершенно не азиатские. Хотя, что-то восточное в её лице, безусловно, было, и эти неуловимые чёрточки как раз и делали Сянпу такой миленькой.

— Извини, — растерянно сказал я. — Я не хотел тебя обидеть.

— Принимается, — гнев девушки угас так же быстро, как вспыхнул, и она прибавила уже знакомое: — Ешь, а то остынет.

— Только и ты со мной, — требовательно сказал я.

— Чтобы не показаться невежливой, — согласилась Сянпу, усаживаясь за столик возле меня.

Тех яств, которые она принесла, могло хватить на четверых, так что позавтракал я довольно плотно. А потом Сянпу отнесла на кухню поднос, взяла зонтик, и мы вышли на улицу. Солнце уже поднялось над домами, и от влаги на асфальте не осталось и следа. Положительно, Нэрима мне нравилась. Приятно, наверное, здесь жить. Ни тебе машин, ни тебе толпы, и кругом столько зелени! Небольшие скверики, что время от времени попадались среди усадеб, были густо засажены деревьями, дорожки в них старательно вымощены каменной плиткой, чтобы не топтать траву, а вокруг каждого дерева устроена круговая скамейка. Тут тоже встречались европейские каменные дома, а порой целые дворцы, обнесённые нарочито грубоватыми стенами из крупных валунов — явное подражание поместьям английских лордов. Как пояснила с ехидцей Сянпу, в них жили "весьма состоятельные люди". Она вообще очень охотно объясняла всё, что было мне непонятно, безо всяких этих вежливых отговорок, так свойственных японцам, держалась со мной свободно и просто. Если бы не её необычная причёска, моя спутница даже в своей китайской блузке смотрелась бы сейчас, как самая обыкновенная московская девчонка. Мне уже казалось, что мы знакомы бог знает сколько времени, и просто повстречались после долгого отсутствия. А знакомство с достопримечательностями мало-помалу перешло в приятную прогулку с девушкой.

И тут — вот невезенье! — из переулка вышел тот самый парень с косичкой. На этот раз — в одиночестве. Позабыв обо всём на свете, Сянпу кинулась навстречу и повисла у него на шее:

— Ранма!

Ну, вот, удручённо подумал я. Э, а парень-то, похоже, не в восторге от таких нежностей... Да что "не в восторге", он был буквально в ужасе. Другой бы млел от счастья, когда его обнимает такая красавица, а этот будто змею увидал.

— Шампу, Шампу, ийе, ийе... — лепетал он, осторожно пытаясь отстранить девушку. Куда там!

Дальнейшие события развивались со скоростью снежной лавины. Откуда ни возьмись, как чёртик из коробки, выскочила та самая "спортсменка" с причёской-эллипсоидом — Аканэ Тэндо, как назвала её вчера Укиё. Лицо её искажал гнев. Схватив стоящее у чьих-то ворот ведро, она с размаху окатила водой и Ранму, и Сянпу. И... Я не понял, что произошло вслед за этим. Просто моргнул и увидел на месте живописной парочки незнакомую девицу. Рыжую, как пламя, девицу с белоснежной кошкой на руках.

— Нэко!!! — взвизгнула рыжая, отшвырнула животное и бросилась наутёк, на бегу ловко увернувшись от брошенного Аканэ пустого ведра. Разъярённая, но не ставшая от этого менее привлекательной, Тэндо-сан возмущённо фыркнула и последовала за ней.

Я растерянно наблюдал за этими событиями и глазам своим не верил. Я мог бы поклясться, что рыжая была одета точь-в-точь так же, как тот парень, Ранма, и что у неё точно такая же тоненькая косичка! А Сянпу? На тротуаре лежала только её одежда. Где же Сянпу?

Последние слова я, очевидно, произнёс вслух, потому что на них откликнулась незаметно подошедшая Укиё.

— Ещё не понял? Вот твоя Шампу! — сказала она, поднимая за шкирку отчаянно вырывающуюся кошку.

— Ей же больно! Дай сюда! — я выхватил у неё зверушку, и только теперь до меня начал доходить смысл сказанного. — Ты хочешь ска... Это она?! Не может быть!

— Ты сам всё видел.

— Но это невозможно! Такого не бывает!

— У нас тут и более странные вещи творятся.

— И... и что же теперь делать? — в ужасе спросил я, глядя на белую пушистую кошку, которая минуту назад была девушкой.

— Пустяки, — Укиё присела и стала собирать с асфальта одежду Сянпу. — Сейчас ко мне на камбуз пойдём, я воды согрею, и её в человеческий вид приведём.

Прижав к груди кошку так, что она придушенно пискнула, я, как сомнабула, поплёлся за Укиё. Проходя через зал своего заведения, она потрогала чайник на плите, одобрительно хмыкнула и прихватила его с собой.

— Сюда, — сказала Укиё, проводя меня в предбанник ванной. Бросила одежду Сянпу на скамью, забрала кошку и вытолкала меня за дверь.

Несколько минут спустя мы, снова втроём, сидели в зале у стойки. Плита была вделана прямо внутрь неё, и Укиё, не сходя с места, приготовила мне и Сянпу своё фирменное блюдо — пироги, напоминающие пиццу. Японцы их называют "окономияки". К стойке то и дело подходили клиенты, делали заказы, но по-русски здесь, кроме нас, всё равно никто не понимал, так что говорить можно было без стеснения.

— Теперь ты знаешь мою тайну, — тусклым голосом сказала Сянпу. — Стоит на меня попасть холодной воде, и я превращаюсь в животное.

— Господи! Если б своими глазами не видел, ни за что бы не поверил, — признался я. — Подожди... Так утром это тоже была ты?!

— Именно, — печально подтвердила она.

— Но почему? Почему это с тобой происходит?

— Заклятье Чоучуаньшань, горы проклятых источников. Стоило однажды кому-нибудь утонуть в источнике, и с тех пор каждый, кто в него попадал, принимал его облик и становился вот таким чудовищем. Ранме Саотомэ повезло, он упал в Нянничуань и превращается всего лишь в хорошенькую девочку. А я...

— Ты тоже не чудовище! — возразил я. — Кошки — самые прекрасные существа на земле!

— Ранма так не считает, — вздохнула Сянпу. — Он до чёртиков боится кошек.

— Я сто раз говорила, что ты выбрала себе не того парня, — заметила Укиё, отпустив очередного клиента.

— Ну, естественно! — взвилась Сянпу. — Тебе он, конечно, гораздо больше подходит!

— Сян-пу! — отчётливо выговорила Укиё. Моя спутница осеклась и изумлённо уставилась на неё. Я тоже. Впервые кто-то из японцев правильно, без искажений произнёс это имя. А Укиё, как ни в чём не бывало, продолжала:

— Не кипятись, дорогуша. Я не то имела в виду. Он — выгодный фрахт и мне, и тебе, и той же Аканэ. В смысле, каждой из нас с ним хорошо будет. А с кем хорошо ему, это его надо спросить. Только он не ответит, а ответит, так соврёт, ты ж его знаешь.

— Это да, — согласилась Сянпу.

— Но, милая моя, признайся честно, для блага Ранмы лучше всего именно Аканэ. Вот скажи: ты можешь его подрихтовать, когда он очередную глупость делает?

— А то! — фыркнула Сянпу. — Я его когда-то по всему Китаю гоняла... — по интонации было заметно, что те времена она вспоминает не без ностальгических чувств.

— Тогда ты не знала, что он парень, — перебила Укиё. — А потом?

— Ну-у, раз или два, когда особенно допёк.

— Во-во! И я то же самое. А не мешало бы более часто. Чтобы с курса не сбивался.

— Но Аканэ — это уж слишком! — сказала Сянпу. — Как она его шпыняет, иногда аж жалко становится.

— Лучше перебдеть, чем недобдеть, как первый помощник с "Матроса Железняка" говорил. И вообще, чего его жалеть! Нас с тобой не хочет, так пусть с Этой мучается.

Когда мы уже уходили, у самых дверей Сянпу обернулась и сказала:

— Ты заметила, мы с тобой за всё время даже не подрались?

— Почаще бы так, — улыбнулась Укиё.

— Именно. Пока, Уттян! Аригатоо.

— Удачи, Сян-тян.

— Сян-тян... — обратился я к своей спутнице, но она перебила, протестующе взмахнув рукой:

— Ой, пожалуйста, только не так! Ты же не японец, в конце концов. То же самое можно прекрасно выразить по-китайски.

— А как? — спросил я, припоминая суффикс, который в китайском языке имеет "уменьшительное" значение. — "Сян-ж"?

— Ну, например, — засмеялась она. Удивительно, но спустя всего пару минут после разговора о страшной тайне к ней уже возвратилось безоблачное расположение духа. Она уже весело щебетала и смеялась, будто ничего и не было. Я же чувствовал себя несколько не в своей тарелке. В жизни не верил ни в какую мистику и колдовство, но то, что я видел сегодня, логическому объяснению не поддавалось. Странное, однако, это место — Нэрима. В высшей степени странное. Да, хотя бы, потому, что, ну, не может быть в нормальном городе такой стерильной чистоты! Я специально приглядывался, пытаясь обнаружить хоть немного сора. Тщетно. Куда же я попал? Но вскоре я с облегчением заметил, что здешним жителям ничто человеческое всё-таки не чуждо: то тут, то там на ровно выкрашенных стенах домов и заборах попадались нарисованные мелом, углём или краской из баллончика иероглифы и буквы. Они явно не имели отношения к рекламе, а представляли собой молодёжное народное творчество, совсем как у нас в Москве. Во всяком случае, названия рок-групп выглядели совершенно идентично. А в одном месте на заборе было крупно выведено красным:

РАНМА – ДУРАК

По-русски. И три восклицательных знака. Я вытаращил глаза.

— Это я в сердцах однажды, — смущённо сказала Сянпу. — А эти идиоты теперь её постоянно подновляют.

— Какие идиоты? — не понял я.

— Увидишь. Если повезёт, — непонятно объяснила девушка.

Между тем впереди, в конце улицы, затевалось что-то странное. Оттуда слышались возмущённые голоса, похоже, женские. Вдали показались клубы пыли. Гвалт и пыль приближались.

— Айя! — ахнула Сянпу. — Скорее! Сюда!

Одним прыжком она оказалась наверху ближайшего забора. Протянула мне руки, и, не успел я опомниться, как это хрупкое создание втянуло мою не лёгонькую тушу на забор рядом с собой.

— И силища же у тебя, подруга! — восхитился я.

— Я же мастер, — пожала она плечами, очевидно, имея в виду какое-то восточное единоборство.

Клубы пыли — и откуда только её столько бралось на сверкающей чистотой улице? — оказались вызваны толпой, сплошь состоящей из молодых женщин. Очень разъярённых к тому же. Размахивая подручными предметами, очаровательные фурии гнались за коричневым комком, несущимся вскачь по улице. Что это — какое-то животное? Нет! Маленький сморщенный старикашка в коричневом комбинезоне с громадным, чуть не больше него самого, мешком за плечами!

— За что его так? — спросил я.

— Это Хаппосай, — хихикнула Сянпу. — Извращенец. Ворует с верёвок женское бельё.

— Его же прикончат, если поймают, — заметил я, глядя вслед взбешённой толпе.

— Если — то да, — кивнула Сянпу. — Только не поймают. Он очень сильный мастер. И хитрый, как сто китайцев. Вот если бы Ранма...

Погоня удалялась, петляла по улицам Нэримы, и столб пыли серым шлейфом вился за ней, издалека указывая её координаты. А в Нэриме, оказывается, жить не так уж и спокойно, подумал я.

Перейдя по мосту канал, мы стали свидетелями ещё одной сцены, на сей раз батальной. На обнесённом ржавой колючей проволокой пустыре выясняли отношения красавчик-сердцеед Ранма (снова в мужском обличье) и великий путешественник Рёга. Такого каскада приёмов, прыжков и кульбитов я не видел ни в кино, ни на соревнованиях. Куда там великому Брюсу Ли! Эти парни вытворяли такое, что даже легендарные "летающие" монахи Шаолиня передохли бы от зависти. Временами я не мог не то, что уследить за движениями — вообще переставал видеть их руки, с такой скоростью они наносили удары. И, насколько я мог судить, ни один ещё не прошёл в полную силу! Мало того. На пустыре после ночного дождя оставались небольшие лужи. Так вот, ни Ранма, ни Рёга ни разу не наступили в воду!

— Ранма!! — воскликнула моя спутница, сжимая кулачки. — Задай ему, Ранма!!

— Из-за чего конфликт? — спросил я. — Ся-анж!

Пришлось взять её за руку, чтобы она соизволила обратить на меня внимание.

— А? — вздрогнув, переспросила она. — Просто так, силой меряются. Они это любят. Недели не проходит, чтобы не бодались.

Мы с Сянпу были не единственными зрителями поединка. Возле ворот, то бишь, проёма в "колючке", ими служившего, стояла Аканэ Тэндо и ещё одна девушка — шатенка с элегантной стрижкой "каре" длиной до подбородка. За исключением цвета волос, они были чрезвычайно похожи. Сёстры, что ли? Шатенка что-то сказала Аканэ.

— О чём она? — поинтересовался я у Сянпу.

— Набики Тэндо в своём репертуаре, — усмехнулась та. — Говорит, что этот бой окончит первый оступившийся.

Минут через пятнадцать противники начали немного выдыхаться и пропускать удары. Первым впечатался в забор соседней усадьбы Рёга, да так, что стена пошла трещинами, а с верха её посыпались камни. Потом Ранма развалил собой штабель канализационных труб и поломал фонарный столб. Но и тот, и другой словно и не замечали этого, а тут же снова бросались в схватку. Забор, видно, чем-то приглянулся Рёге, потому что вскоре он ещё раз поздоровался с ним, чуть в стороне от первой вмятины. Последним пострадало росшее на пустыре дерево, в которое угодил головой Ранма. А потом произошло то, что предрекала Набики: после очередного прыжка Ранма случайно шагнул в воду. Это было быстро, очень быстро, и всё же я успел разглядеть процесс превращения парня в шикарную рыжую девицу. Рёга тотчас прекратил на полушаге начатую атаку и обменялся с соперником (или уже следовало говорить "соперницей"?) короткими репликами.

— Он сказал, условия стали неравными, и предложил отложить до другого раза. А Ранма согласилась, — перевела Сянпу. — Теперь Аканэ говорит, что хватит валять дурака, пора домой, обедать. Он был великолепен, не так ли? — спросила она меня.

— Кто из них? — прикинулся я дурачком.

— Ранма, конечно!

— А по-моему, они оба достойные бойцы.

— Да что ты! Рёга в подмётки ему не годится, — отмахнулась Сянпу и продолжала: — Чёртова Аканэ! Опять она его уводит. Дура. Всё равно он будет моим, как бы они все три не старалась! Ладно. Иди-ка сюда, — она оттащила меня к краю пустыря, где возле стены усадьбы разросся пышный куст. — А вот теперь смотри внимательно...

Сцена к тому моменту уже опустела, главные действующие лица разошлись. И тут, откуда ни возьмись, из-за угла выскочили какие-то люди. Синие комбинезоны, жёлтые сапоги и куртки, белые пластмассовые каски. Двигались они ещё быстрее Ранмы с Рёгой, настолько шустро, что временами их контуры смазывались от скорости. В мгновение ока один из них расстелил под забором виниловую плёнку и содрал с повреждённого места штукатурку. Другой, тоже с рулоном плёнки подмышкой, перемахнул через забор, послышался стук, и я увидел, как сдвинутые с места камни один за другим стали занимать прежнее положение. Человек двумя взмахами шпателя заштукатурил место работы, свернул плёнку с мусором в узел и исчез. В это же самое время неуклюжий с виду толстячок ловко выдернул из креплений остаток столба, а на его место водрузил новый. Тотчас же по столбу вспорхнула вверх щуплая девчушка. Секунду спустя все провода уже находились там, где им и положено быть. Вторая девушка — без каски, с уложенной в "корону" блестящей чёрной косой — поправляла сдвинутые куски дёрна. Толстячок скатал обратно в штабель трубы и связал. Подхватил обломки столба и тоже испарился. Девушки — за ним. И всё. Пустырь опять стал чистеньким и аккуратным.

— Кто это? — спросил я.

— Бригада Тосико Вакидзаси, — объяснила Сянпу. — Строители-ниндзя. Обычно их никто не видит. Без них тут половина района бы уже в руинах лежала.

Я вспомнил утреннее происшествие со столбом. Теперь всё прояснялось.

— Так это они подновляют твоё художество на заборе?

— Именно. Они же не понимают, что это значит. Думают, так и надо. А если стереть, рисуют снова, точь-в-точь.

До самого вечера мы бродили по улицам Нэримы. Прошлись по берегу длинного судоходного канала, посидели в парке на берегу озера, а потом смотрели, как закат мало-помалу окрашивает небо и всё вокруг в багряные тона. Прежде чем проводить меня до автобуса, Сянпу завернула в своё кафе и накормила меня сытным ужином. Я уже не спорил — бесполезно. К остановкам мы подошли, когда на столбах вдоль улиц заморгали, включаясь, трубки люминесцентных ламп.

— Завтра приедешь? — спросила меня Сянпу.

— С удовольствием.

— Только, знаешь, давай не с утра. У нас в первой половине дня самая работа. Клиентура, заказы на дом. Бабушка одна не справляется. А от этого тунеядца помощи с гулькин нос. Если за что и возьмётся, сослепу всё перепутает. Да ещё и посуду перебьёт. Ты приезжай часа в три дня, тогда уже не такой караул.

— Хорошо. Как скажешь.

Первую половину следующего дня я, как порядочный, провёл в обществе коллег — то есть, на компьютерной помойке. А после обеда снова отвалил и проторенным уже маршрутом поехал в Нэриму. "Кафе кошки" в этот час было заполнено посетителями. Длинноволосый парень в очках, закатав широкие рукава халата, полировал тряпочкой только что освободившийся столик. При моём появлении он зыркнул на меня сквозь толстые линзы и отвернулся.

— Нихао, — поздоровался я по-китайски и, тщательно соблюдая интонацию каждого слога, чтобы не исказить слов, попросил: — Цин цзяо ися Сянпу! Пожалуйста, позовите Сянпу.

— Та вэй ши. Её ещё нет, — буркнул Мусу, в конце добавив для чего-то: — Б-лин.

И продолжил своё занятие.

— Её вози заказ, а потом ехай базар, покупай мясо, — объяснила сухонькая старушка с клюкой, выглядывая из окна раздачи. — Твоя садися, мало-мало ожидай.

— Сесе, — поблагодарил я.

— Чифан будешь — не будешь?

Я знал, что "чифан" по-китайски означает "кушать", и ответил:

— Не буду, благодарю Вас.

От нечего делать я принялся разглядывать убранство заведения. Вроде ничего особенного, всё современно, но в то же время с оттенком восточной фольклорности, причём не японской, а именно китайской. Одна резьба на ажурных деревянных рамах, прикрывавших оконные стёкла, чего стоила! Сработал её явно хороший мастер и, похоже, специально для этого места, потому что в центр каждой решётки был врезан всё тот же иероглиф "кошка" — по-японски, "нэко". Деревянными были и ширмы, отгораживающие двери в задние помещения. А шёлковая ткань, натянутая на них, представляла собой целые пейзажи, плавно переходящие с секции на секцию. Над раздачей висело меню, на восточный манер состоявшее из отдельных вертикальных листков с иероглифами названий и ценой внизу. Его я заметил ещё вчера. Но сегодня прямо над цифрами появились надписи по-русски, выведенные аккуратным школьным почерком. Вышедшая в зал старушка заметила, куда я смотрю.

— Её вставай в пять часов и всё утро занимайся только этим, — пояснила она. — Твоя ей нравится.

Да уж, подумал я, нравлюсь! Знаю я уже, кто ей нравится. Как она на него вчера смотрела... До сих пор, вспоминая её глаза, я испытывал жгучую зависть к этому, с косичкой. А старушка, тем временем, обошла меня вокруг, стуча клюкой по каменному полу, оценивающе оглядела со всех сторон.

— Тебе воин нету, — сказала она, и в её голосе было утверждение, а не вопрос.

— Не воин, бабушка, — подтвердил я.

— Шансов нету. Для завоевай Сянпу твоя надо победи Ранма Саотомэ, а его очень сильный боец. Такова наша племя закон, — добавила она после паузы.

Я хотел сказать, что у меня и в мыслях нет у кого-то оспаривать сердце Сянпу, что я вообще как появился, так и исчезну навсегда, и очень скоро, но не успел.

— Айя-а! — на пороге стояла Сянпу с кошёлкой в руках. — Привет!! Ба, ну что же ты гостя не накормила?

— Да я не хочу ничего! — замахал я руками.

— Точно? — внимательно посмотрела мне в глаза девушка. — Тогда ладно. Мусу! Да шевелись поскорее, паразит! Сумку у меня возьми! Не видишь, я в три погибели сгибаюсь!

— Моя уже сейчас! — заторопился парень, но вместо девушки подскочил к пальме в горшке и принялся шарить в поисках сумки.

— Очки надень, раздолбай! — рявкнула на него Сянпу и шлёпнула ладонью по затылку, отчего его окуляры соскользнули со лба и упали обратно на нос. — Вот! Забирай и проваливай! — После чего она повернулась ко мне и совершенно другим тоном сказала: — Ну, пойдём.

Когда мы покидали кафе, вслед нам смотрели две пары глаз: мудрые старушкины и близорукие молодого человека. Даже сквозь очки его взгляд жёг мне спину. Мусу спросил о чём-то у бабушки Кулун — я разобрал только слово "суляньжэнь", что означало "русский" — а старушка задумчиво сказала:

— Одна кровь у них. Законы гостеприимства превыше. И я здесь бессильна.

Part .2

За три последующих дня Сянпу самым подробнейшим образом познакомила меня с наиболее красивыми местами Токио. Мы побывали в главной здешней святыне — храме Мэйдзи, обошли по кругу весь грандиозный комплекс императорского дворца, полюбовались его архитектурой, посетили дворцовый парк. Сянпу сводила меня в Уэно, показала самые интересные здания в других частях города, в том числе фантастически красивый театр Кабуки. На Токийской башне мы проторчали почти три часа, как раз на закате. Ни в Синдзюку, ни на Гиндзу мы не пошли: эти места гостеприимные японские студенты демонстрировали нам ещё на первой экскурсии, а кое-кто из моих однокашников успел угрохать там всю свободную наличность. Ну, и, само собой, район Нэрима я узнал настолько, что понемногу начинал тут ориентироваться без провожатых. Попутно я перезнакомился с доброй половиной самых популярных в Нэриме персон — и всеобщих любимцев, вроде Ранмы Саотомэ, и тех, кого тут не любили. Не всегда заслуженно. Глава местного клуба кэндо Татэваки Куно, на мой взгляд, был не так уж плох, как о нём говорили. Да, туповат, да, упрям. Зато у него были понятия о чести и достоинстве, весьма своеобразные, но всё же. К тому же, он обладал прекрасным лондонским произношением. А как виртуозно он управлялся со своим деревянным мечом — любо-дорого посмотреть!

Был я принят и в доме Тэндо. Имел честь быть представленным главе семейства Соону, его очаровательной старшей дочери Касуми и мадам Нодоке Саотомэ, не менее милой женщине, если бы не её привычка по поводу и без хвататься за фамильную катану. Ранма, узнав, что никакими единоборствами я не занимаюсь, заметно утратил ко мне интерес. Но относился дружески, поскольку я отвлекал на себя львиную долю внимания Сянпу, и она уже не так липла к самому Ранме. Несколько удивляли меня взаимоотношения Ранмы с Аканэ Тэндо, которую Ранма почему-то сплошь и рядом звал "каваиику нээ", то есть, "противной". По-моему, она этого совершенно не заслуживала. Девушка как девушка. Симпатичная. Пускай не такая женственная, как Сянпу или Касуми, но и не казак в юбке. И пообщаться с ней было приятно. А шпыняла она одного только Ранму, да и то, сказать по совести, в основном, за дело.

Средняя её сестра, Набики, в первый же день поинтересовалась у меня, можно ли в России сделать деньги. Когда же я сказал, что при Мишке Меченом у нас этим и занимаются все, кому не лень, Набики немедленно приняла решение изучать русский. Случившаяся тут же Укиё, почуяв, куда дует ветер, попыталась было слинять, но поздно: с неё взяли слово, что она станет заниматься с Набики.

— А почему она тебя не попросила? — спросил я Сянпу.

— Боязно, наверное, — усмехнулась та. — Они меня до сих пор немного побаиваются.

Вот этого я тоже не понимал. И Ранма, и его отец Гэнма — его я, к своему стыду, в заколдованном облике сперва принял за дрессированного панду семьи Тэндо — оба боялись Сянпу, как огня. Да и среди остальных в доме спокойно к ней относилась только тётя Нодока да святая простота Касуми. Не иначе, решил я, Сянпу когда-то попортила этой компании очень много крови. Хотя как — ума не приложу. Я, к примеру, отлично с ней ладил и даже подружился. Положение соотечественника давало мне определённые преимущества, и я пользовался ими напропалую, временами сам дивясь собственному нахальству. Я спокойно мог взять Сянпу за плечи, развернуть в нужном направлении и потребовать: "Переведи, о чём они там!" Или вклиниться между ней и Укиё, если назревала ссора (что бывало по три-четыре раза на день) и самым бесцеремонным образом отпихнуть подальше от соперницы. Подозреваю, что всякий другой после такого был бы уже далеко, и не своим ходом. Мне же это сходило с рук.

Я стал уже думать, что понимаю, как живёт здесь вся эта разношёрстная компания, зацикленная на доме Тэндо. Но не тут-то было! Ни фига я, оказывается, не понимал! То была лишь пауза, передышка между двумя эпизодами настоящей жизни здешнего общества. А на седьмой день как раз началось.

Самую завязку истории я пропустил. Просто шёл себе по улице и увидел Ранму, который разговаривал с той самой молодой женщиной в жёлтой куртке, что возглавляла удивительную ремонтную бригаду. Судя по тому, что оба брали голосом наиболее низкие ноты, беседа была далеко не мирной. Наконец, Ранма развернулся и, не слушая более собеседницу, пошёл прочь.

— Привет, Ранма! — окликнул его я.

— А, это ты. Привет! — отозвался Ранма. По-английски он говорил не то, чтобы идеально, но для меня вполне понятно.

— Повздорили?

— Да пошла она в задницу, эта Тосико! Знаешь, что она мне сейчас заправляла? Видите ли, очень много мы всего рушим! Ремонтировать не успевают! И я, как обычно, больше всех виноват.

— Интересно. А почему именно ты? — удивился я.

— Да я всегда самый виноватый. И у Аканэ, и у Рёги, и у остальных. Чуть что не так, сразу Ранма! Теперь ещё эта. Когда Уттян с Шампу твоей на пару мамин дом по камешку развалили, она и не почесалась его отстроить. А теперь мне внушение делать вздумала. Бойкот она нам, видите ли, устроит. Подумаешь! Shit, как же она меня разозлила!! Подожди секунду...

Он нагнулся к трубе поливочной магистрали, повернул кран и сунул голову под струю воды.

— Уун, — он, то есть, уже она, тряхнула огненно-рыжими волосами, разбросав во все стороны мириады брызг. — Так гораздо лучше.

— Это, что, помогает?

— В большинстве случаев. Бывает, конечно, что даже и не замечаешь, особенно в драке. Но обычно в этой шкуре гораздо быстрее успокаиваешься. Сразу хочется быть милым и обаятельным, — она изогнула талию и посмотрела на меня поверх плеча, взмахнув длинными ресницами.

— Здорово у тебя получается, — невольно улыбнулся я.

— Талант, наверное! Матери только не говори. Убьёт.

— Понял, не дурак, — кивнул я. Мне было уже известно, до чего не любит тётя Нодока, если сын ведёт себя, как девушка. Даже когда он девушка и есть.

— Ты к Шампу? Тогда, нам не по пути. Саёнара, — Ранма сунула мне для пожатия изящную ладонь и свернула в переулок к дому Тэндо. Глядя ей вслед, я покачал головой. Ну и походочка! Сразу видно, что она только что была парнем.

Уже совсем недалеко от "кафе кошки" мне повстречался парень с рюкзаком. Зонт, пёстрая бандана... Так это же Рёга! Вид у него был ужасно измученный и несчастный. Он плёлся, едва передвигая ноги, но всё равно хватал за рукав каждого прохожего и задавал один и тот же вопрос:

— Тэндо додзё-ва доко да?

Ему указывали, где дом Тэндо, но он и не думал поворачивать в нужном направлении, а шёл всё вперёд и спрашивал следующего. То же самое он спросил и у меня, но, увидев, к кому обратился, перешёл на английский:

— Извините, сэр. Вы-то, конечно, не знаете, где дом Тэндо.

Мне стало жаль беднягу, и я сказал:

— Идём. I'll show you.

— Сэр, могу я спросить? — поинтересовался Рёга, пристраиваясь рядом.

— Конечно.

— Вы из тех же краёв, что и Шампу?

— Почему Вы так решили? — удивился я.

— Вы употребили такое же слово, что и она. Только она обычно говорит ещё одно, — и Рёга с трудом выговорил: — "Идём, пуридурок". Что оно значит?

— Э-э... — замялся я (Чёртова Сянпу, не переводить же, в самом деле, такое буквально!). — Мне трудно подобрать английский эквивалент. Что-то вроде "бедный" или "несчастный"...

Когда я подвёл его к дому Тэндо и поставил носом к воротам, Рёга внимательно прочёл табличку, дабы удостовериться, что попал, куда надо, а потом поклонился мне и пожал руку (до чего быстро, всё-таки, они тут схватывают манеры!).

— Огромное Вам аригато, — сказал он. — Вы очень любезны.

— Не стоит благодарности.

Обратно до заведения Сянпу я решил идти по главной улице. И очень хорошо сделал, потому что, едва я поравнялся с кафе, принадлежащим Укиё, как на улицу, словно ошпаренная, вылетела сама хозяйка. Буквально повиснув на мне, она затараторила:

— Яа, миленький, как хорошо, что это ты! Ради всего святого, помоги! У меня на камбузе воды, как в трюме у дырявой калоши!

— Откуда же там вода? — не сразу сообразил я.

— Труба... как это... а, кран дэс!

— Кран сорвало? Идём скорее!

Кран был действительно сорван, точнее, вырван из резьбы. Из отверстия бил настоящий фонтан, до самого потолка. Вода стекала по стене и скапливалась на кафельном полу. Нужно было срочно перекрыть это безобразие, пока не залило весь дом. Где же у неё вентили? Ага, в ванной! Я с немалым трудом стронул приржавевший маховичок и плотно завернул его. Звук водяной струи с кухни прекратился.

— О-го-го! — поскрёб я в затылке, осмотрев место, где раньше находился кран. — Да тут всю конструкцию заменить придётся.

— А как? — растерянно спросила Укиё.

— Ну, как... Вызвать слесаря. Или кто тут у вас этим занимается?

— Я не знаю. Раньше у нас всё работало. Иногда воду отключали, это было. Но такого — никогда. Миленький, а ты бы не смог это сделать?

— Студент-маёвец может всё, — я назидательно поднял палец. — Надо только купить новую арматуру. Давай за телефон, зови Сянж, и пойдём в магазин.

— Оя-оя, уже вот так? — лукаво улыбнулась Укиё. — А зачем тебе она? Я же здесь!

— Потому что придётся объяснять, что именно нам требуется. Вдвоём вы это куда лучше сделаете.

Действительно, не пойди с нами Сянпу, мы вряд ли смогли бы доступно втолковать продавцу в магазине, чего мы от него хотим, потому что Укиё не знала таких слов по-русски, а я — по-английски (раньше как-то ни к чему было). Потом я изображал из себя слесаря жэка, а девочки ахали, наблюдая, как я разбираю и собираю сию сложную на их взгляд конструкцию под названием "кухонная раковина со смесителем".

— Чем стоять над душой, воду бы лучше притёрли, — посоветовал я.

— Я не могу. Она холодная! — замахала руками Сянпу.

— Да сиди уж, нэко-онна. Я сама, — сказала Укиё.

Два часа спустя мы все трое сидели на кухне, уплетали приготовленный Укиё обед и радовались, что так удачно разрешили все проблемы.

Но проблемы только начинались. Не успели мы поесть, как позвонила перепуганная Аканэ и сообщила, что на столбе перед домом Тэндо настоящий фейерверк, а во всём квартале нет электричества. Пришлось нам хватать ноги в руки и мчаться на подмогу. Как я и думал, искрил трансформатор — здесь, в Японии, их ставят прямо на столбах возле каждой группы домов. Надо же придумать, такой агрегат оставлять открытым! У них тут, конечно, не бывает ни снега в полметра толщиной, ни метровой длины сосулек, но всё равно — тут тебе и дождь, и ветер, и туман... Технику безопасности они не учили, что ли? Халтурщики. У нас в любом колхозе любой алкаш-электрик и то проводку лучше сделает!

По специально для подобных случаев укреплённым в столбе длинным стальным болтам я добрался до трансформатора. Аккуратно раздвинул деревяшкой закоротившиеся провода, после чего подтянул ослабшую медную жилу и заново прикрепил на фарфоровый изолятор.

— Работает! — крикнула из дома Касуми.

И я опять был приглашён на обед. Мне даже предложили рюмочку сакэ. Жаль, я непьющий!

Утром следующего дня неприятности в Нэриме продолжились с новой силой. Первую из них я повстречал, едва сойдя с автобуса. Только это я миновал первый поворот, как вдруг сзади, с горы, послышался истошный визг:

— Сяосинь! Абунаи!!

Прямо на меня летел велосипед, а в его седле, судорожно вцепившись в руль, тряслась Сянпу.

— Берегись!! — уже по-русски завопила она, увидав меня.

Господи, она же так шею свернёт, подумал я. Дальнейшее произошло настолько быстро, что я сам потом поражался, как успел среагировать. Ухватив двухколёсную машину за втулку руля, я развернул велосипед поперёк улицы, одновременно второй рукой выдернув за шиворот из седла наездницу. Велосипед лёг на бок, прогрохотал по асфальту десяток метров и замер. Я, не удержавшись на ногах, упал на спину, а Сянпу благополучно финишировала сверху. Надеюсь, падать ей было мягко и удобно. Она тут же вскочила, протянула мне руку, чтобы помочь встать. Я, понятное дело, лишь сделал вид, что держусь за её ладошку, и поднялся самостоятельно. Могу поклясться, что в тот самый момент, когда мы летели кубарем, за углом мелькнуло что-то жёлтое и раздалось негромкое, но мерзкое хихиканье.

А с противоположной стороны к нам спешил Рёга Хибики.

— Сэр, you o'kay? — крикнул он. — Шампу, дайдзёбу дэс ка? Шампу, вы в порядке?

— Вроде целы, — хором сказали мы с Сянпу, а девушка добавила: — Дайдзёбу, не переживай.

— Вернусь домой, этого недоделанного просто закопаю! — прошипела Сянпу. — Представляешь, этот крот сослепу захапал мой велик, а мне достался его драндулет! У него тормозов совсем нет! Ну, я доберусь до этого урода! Все кости пересчитаю! Он у меня три года кровавыми слезами плакать будет!

— Да успокойся, Сянж, — сказал я.

— Ну, как "успокойся"! — не унималась девушка. — Я чуть шею не свернула! Если бы не ты... — тут шипение превратилось в ласковое мурлыканье. — Ты мне жизнь спас! Фэйчан ганьсе! Огромная тебе благодарность. А эту бандуру придётся, наверное, тащить до самого дома.

— Погоди, — остановил её я. Присел на корточки, осматривая велосипед. Интересно, на какой китайской помойке подобрали этот антиквариат? Я крутанул заднее колесо и присвистнул: тормозной рычаг, который должен быть закреплён на раме, плавно провернулся вместе со втулкой.

— Да-а, — протянул я, — неудивительно, почему нет тормозов. Но это можно починить. Нужна только проволока. Рёга, — повернулся я к парню, который всё это время стоял, хлопая глазами. — Рёга, у тебя в рюкзаке не найдётся проволоки? Is any wire in your backpack?

— Ха-ай, — кивнул тот. Запустил руку в боковой карман ранца и вынул моток медной проволоки. Ей я и прикрутил к раме рычаг.

— Ну, вот, — сказал я, резко нажимая на педаль в обратном направлении и чувствуя сопротивление тормоза, — порядок. Можно ехать.

Я снял куртку, выдернул ремень из джинсов и соорудил на раме импровизированную подушку.

— Это ещё зачем? — заинтересованно спросила Сянпу.

— А вот зачем... — я вскочил в седло, подхватил ахнувшую девушку за талию и усадил перед собой на раму.

— Айя-а, — сказала она. — Никогда ещё так не ездила!

— Тебя никто никогда не катал на раме? — изумился я.

— Не-а.

— Значит, нет в Японии настоящих парней, — гордо сказал я. — Ну, поехали!

Первую сотню метров девушка напряжённо пыталась удерживать равновесие, ухватившись за середину руля, но потом успокоилась, откинулась назад и прислонилась ко мне спиной, за что я ей был очень благодарен. Не подумайте чего, просто при этом её пушистая грива оказалась прижатой между нами и больше не попадала мне ни в рот, ни в глаза.

— Слушай, а Рёгу-то мы бросили, — запоздало спохватился я. — Надо было хоть спросить, куда ему надо, да показать.

— Да ладно! — передёрнула плечами Сянпу. — Через недельку-другую сам доберётся. Ему не привыкать. А знаешь, это здорово, так ехать!

— То-то, — улыбнулся я.

— Но, вообще-то, здесь ездят по левой стороне.

— О-ёй! — я торопливо свернул к левой обочине.

— Я тоже долго привыкнуть не могла, — сказала девушка. — Постоянно всех сшибала.

Я подумал было, что путь до дома окончательно отвлёк Сянпу от намерения разобраться с Мусу, но не тут-то было. Первое, что она сделала, войдя на кухню — огрела его веником и завопила:

— Ах ты, урод!! Я тя счас изувечу!! Ты меня чуть не угробил, чёрт близорукий! Ты хоть знаешь, недоделанный, что у твоего велосипеда тормозов нет ни хрена?! Или ты, гад, нарочно?

— Чего нарочно? — удивился тот.

— Эта скотина ещё спрашивает!! — подпрыгнула до потолка Сянпу. — Ты, что, мерзавец, даже не заметил, на чьём велике ездил?! Крот очкастый! Трава сорная! Дональд Дак!

— При чём тут Дональд? — удивился я. Сянпу эту фразу услышала.

— Показываю, — совершенно спокойным голосом, словно и не бушевала только что, подобно урагану, сказала она. Зачерпнула ковшиком воды из ведра и плеснула на Мусу. И я снова увидал действие заклятия. Из-под вмиг опавшего халата Мусу выбралась здоровенная белая утка. На клюве у неё криво болтались очки. Недовольно крякнув, птица заковыляла на двор. Интересно, подумал я, как в источнике могла утонуть утка? Она же водоплавающая!

— Сварить бы из него суп, — проворчала вслед Сянпу. — Да только, я думаю, такой суп собаки и те есть побрезгуют.

Одна из ламп у нас над головами противно замерцала и погасла.

— Айя! Уже вторая со вчерашнего дня, — ахнула Сянпу. — Скоро впотьмах придётся сидеть.

— Давай, заменю, — предложил я.

— Нечем, — развела она руками.

— Ах ты, господи боже мой!

У меня лампы нашлись в ноль секунд — я попросту завернул за угол, забрался на фонарь и вынул оттуда трубку, благо здесь они были точно такие, как в домах. Так же поступил и со второй.

— Все дела, — сказал я, защёлкивая новые лампы в держателях.

— Какой ты находчивый! — восхищённо сказала Сянпу.

— Русская национальная черта, — скромно отвечал я. — А лампы ты купи, иначе мы тут весь квартал без света оставим.

Вечером, возвращаясь в общежитие, я шёл по улице в компании Сянпу и Укиё, и глаз мой то и дело подмечал мелкие неполадки среди стерильного порядка нэримских улиц: подтекающий кран поливалки, покосившийся столб, оббитый (наверное, мебельным фургоном) угол забора, перегоревшие лампы на столбах. И потихоньку кусочки мозаики стали складываться в единое целое.

— Девочки, — сказал я, — а вы не находите, что творится нечто странное?

— Да, — кивнула Сянпу. — Будто всё приходит в запустение.

— А не может ли это быть из-за... — и я пересказал им конфликт Ранмы с Тосико Вакидзаси.

— Возможно, ты на верном курсе, — согласилась Укиё. — Будем посмотреть, что завтра будет.

А что завтра? Завтра всё повторилось в точности. Я чинил всевозможные поломки в домах своих друзей и подруг, молясь только об одном: лишь бы не канализация! В итоге я изложил свои мысли сёстрам Тэндо.

— Ма! — ахнула Касуми. — Это точно так и есть! Надо немедленно попросить Ранму извиниться перед Тосико-сан!

— Не попросить, а заставить, — поправила Набики. — А иначе всему нашему району придёт конец!

— Сделаем, — Аканэ вытащила из-под стола увесистый деревянный молоток. — Ра-н-ма!!!

Ну, как можно отказать, когда такая девушка так тебя просит! Не прошло и трёх минут, как Ранма выбралась из пруда, куда он был загнан в ходе уговоров, полила себя водой из чайника, чтобы вернуться в естественный вид, и отправился искать Тосико. (Чёрт, всё время я путаюсь с мужским и женским родом, когда речь идёт о Ранме!)

— Всё в порядке, — гордо сообщил наш герой, возвратившись через час. — Я вызвал их на поединок!

— Ты — что? — пролепетала Укиё. Аканэ тихо застонала, Сянпу витиевато выругалась сквозь зубы. А я то же самое подумал, только в более неприличных выражениях.

— Вызвал их всех на поединок, — повторил Саотомэ-младший. — А чо? Пусть не возникают! Если победим мы — они отказываются от всех претензий. А они — мы заплатим за ремонт всего, что поломали за эти три дня.

Раздался жуткий рёв — это рычали Гэнма Саотомэ-панда-сан и Соон Тэндо. У последнего, хоть он и был в человеческом обличье, получалось гораздо лучше. Панда-Гэнма схватил фанеру, фломастер и что-то накорябал катаканой.

— Вообще-то, "ох$@л" пишется не так, — задумчиво заметила Сянпу.

— Когда вмешивается Ранма, — философски изрекла Набики, — дерьмовая ситуация становится не такой дерьмовой. А гораздо хуже.

— Я так понимаю, Ран-тян, — ласково уточнила Укиё, — что нам всем придётся участвовать в этой драке?

— Хай. Я, ты, Рёга, Шампу и Мусу.

— О, Сиванму! — вздохнула Сянпу. — И меня припахал.

Битва была назначена всё на том же пустыре. Поглядеть на это зрелище пришли, кроме меня, семейство Тэндо, чета Саотомэ, бабушка Кулун и старый извращенец Хаппосай. Нашим бойцам противостояла вся бригада Тосико Вакидзаси. Во-первых, сама бригадирша с длинными граблями в руках, во-вторых, толстячок, обвешанный всевозможным плотницким инструментом, в-третьих, девица-электрик, на поясе у которой висела целая батарея отвёрток, а в руке был свёрнут наподобие кнута плетёный медный провод. Кроме них, тут были ещё маляр-штукатур, вооружённый длинной кистью и шпателями и каменщик с молотком и мастерками.

— Начнём? — предложила Тосико. — Сейчас я тебя отделаю!

— Попробуй! — заносчиво ответил Ранма.

Дальнейшие разговоры были ни к чему. Грянул бой. Мусу, выпустив из одного рукава саблю, а из другого — цепь с когтями на конце, встретил атаку каменщика, Рёга Хибики выставил перед собой зонт и устремился на упитанного плотника. Укиё, которая, по обыкновению, не расставалась со своими кухонными лопаточками, очень похожими на шпатели, достался маляр, Сянпу — электрическая девица. Ну, а Ранма испытал на себе всё воинское мастерство прекрасной садовницы. Это была битва, достойная кисти самой Румико Такахаси! Поистине, грабли — великая вещь, если умеешь ими пользоваться! Тосико каждым движением норовила то подсечь противника за ноги, то ударить его в грудь, то захватить между зубьев и выдернуть деревянный шест, что использовал Ранма. А противоположным концом, ручкой то бишь, она действовала, как дубинкой. Наш герой ловко избегал прямых ударов, ставил блоки, подхватывая свой шест двумя руками и всё пытался ударить Тосико тычком — видимо, знал для этого подходящие точки. Но здесь силы были равны. В конце концов, от яростного встречного удара одновременно переломились и шест, и ручка грабель. Оба противника отбросили орудия и сошлись врукопашную. Казалось бы, тут у Ранмы должно быть преимущество, потому что руки у него сильнее. Как же! Зато у Тосико, при одинаковом с Ранмой росте, длиннее ноги! И она сейчас же это использовала. Не помогла даже знаменитая пулемётная серия Саотомэ, при которой руки исчезают из поля зрения, настолько быстро они движутся. От чувствительного удара в горло Ранма пошатнулся.

— Ранма!! — вскрикнула Аканэ. И парень, словно подхлёстнутый этим голосом, ринулся вперёд. Пропустил противницу над собой, рванул опорную ногу и оглушил красотку резким ударом пальцами по шее.

К этому моменту Рёга, поймав на свой зонт стамески, шила и гвозди, что с бешеной скоростью метал в него толстячок, дождался окончания запасов этих острых предметов и раскрутил зонт над головой. Инструменты брызнули во все стороны, заставив прижаться к земле и бойцов, и нас, зрителей. В следующее мгновение пущенный Рёгой зонт, как волчок, взрывая землю, снёс плотника с ног. Мусу тоже успел оседлать противника и крепко связал его своими веригами. А вот девицам моим пришлось туго. Укиё, конечно, девочка не слабая, но верзила-штукатур был ростом с меня — по здешним меркам, почти великан. Пока шёл обмен метательными орудиями, почти одинакового вида у обоих противников, было ещё ничего. Но настал момент, когда все их лопаточки увязли в близлежащих заборах и деревьях. Пришло время поединка Большой Кисти с Большой Лопатой. И Укиё всё время приходилось уворачиваться от размашистых ударов тяжёлой головкой кисти. Её лопата была короче, и маляр теснил девушку к кустам у забора. А что же Сянпу? Там дело обстояло ещё менее блестяще. Хлыст электрической девицы с лёгкостью выдернул у моей подруги любимую булаву, и надеяться ей оставалось только на кривой китайский меч "дао". Но перерубить им длинный медный жгут было невозможно — дао не так остр, как катана. Правда, и противница не могла достать Сянпу: та отводила хлыст лезвием меча и стряхивала обвившиеся кольца. И тогда девица применила тайное оружие. Ведь её хлыст был не просто хлыст, а электрический провод! Я увидел, как с него посыпались искры. Предостерегающий крик замер у меня на губах. Поздно. Провод уже коснулся лезвия меча. Сянпу конвульсивно дёрнулась, сделала шаг назад на подгибающихся ногах, затрясла головой. Но устояла. А когда подлая девица устремилась вперёд, чтобы добить её, Сянпу вдруг с криком боли сама ухватила конец провода, рванула, натягивая, и перерубила мечом у основания. Утратив своё основное оружие, ниндзя-электрик отпрыгнула в сторону и схватилась за отвёртки. Полуоглушённая двумя ударами тока Сянпу теперь лишь вяло уворачивалась от летящих в неё острых жал да отмахивалась широким лезвием меча. Увидев такое дело, Мусу поспешно кинулся на помощь, но сослепу наступил в лужу и заковылял, беспомощно размахивая утиными крыльями. А его поверженный противник-каменщик, освободившись от цепей, бросился на ту цель, что была ближе — опять же на Сянпу. Но два других наших джентльмена не спешили ей на выручку, спокойно наблюдая за происходящим.

— Что вы стоите? Они же убьют её! — закричал я.

— Справится, — меланхолично отозвался Ранма. — А я своё дело уже сделал.

— Свиньи вы безжалостные! — не помня себя от ярости, я схватил валявшийся поодаль отрезок водопроводной трубы и с воплем, какого сам от себя не ожидал, ринулся в драку, круша всех на своём пути. Да куда мне против мастеров! А тут ещё труба сломалась после третьего удара... От одной атаки я ещё смог уклониться, а потом на меня мягко упала тьма.

Очнулся я в совершенно незнакомом месте. Под выкрашенным белой масляной краской потолком горели люминесцентные лампы. Я лежал на жёстком узком ложе. Рядом возвышалась какая-то фигура. Сфокусировав на ней зрение — это оказалось весьма болезненным усилием — я увидел худощавого мужчину в сером кимоно. На носу его блестели очки в тонкой оправе. Мужчина о чём-то спросил меня (то, что это вопрос, я сообразил по конечному "дэс ка", а больше не разобрал ни одного знакомого слова).

— Ватакуси-ва росиядзин дэс. Нихонго-га вакаримасэн, — выговорил я, надеясь, что ничего не перепутал и правильно дал понять, что я русский и по-японски не понимаю. Говорить тоже было больно. От малейшего движения челюстью и языком голова начинала просто раскалываться.

— Э-э, Росиа! Хоросё! — улыбнулся мужчина и спросил: — English o'kay?

— Yeah, — я попытался кивнуть и скривился от боли.

— Сейчас я Вас осмотрю, сэр.

— Вы врач?

— Доктор Оно Тофу, к Вашим услугам.

Ловкие пальцы доктора прошлись вдоль моего туловища, ног, потом по рукам. Как ни осторожно он это делал, у меня всё же вырвался стон.

— Хоросё-хоросё, нэ перезивай! — улыбнулся доктор и добавил, снова по-английски: — Переломов нет, а остальное лечится легко. Скоро будете как новенький.

И взялся за дело. Боль была адская. Несколько раз я отчётливо расслышал хруст собственных суставов, но, как ни странно, после того, как руки доктора заканчивали тереть и мять очередной участок моего тела, в этом месте постепенно наступало облегчение. Видно, для того, чтобы отвлечь меня от болезненных ощущений, Тофу всё время разговаривал со мной, шутил, пересыпая английские фразы словами "хоросё", "давай-давай", "не перезивай", "именно", "перестуроика".

— Дзя, ёроси, — наконец удовлетворённо улыбнулся доктор. — Именно хоросё. Now you be o'kay.

Верно, боль стихала. Я свободно мог пошевелиться и не завопить при этом. Осталась только вязкая, сковывающая слабость.

— Нужно лежать, — велел доктор Тофу. — Час, лучше два. Ваш организм не подготовлен к таким стрессам, ему нужно время после встряски.

— Сэр, позвольте полюбопытствовать, — спросил я, — откуда Вы так много знаете русских слов?

— В прошлом году у меня какое-то время работала одна девушка...

Я кивнул. Можно было не продолжать. Я вообще поражался, как это она ещё всех здесь не обучила "великому и могучему".

— Кстати, — заметил доктор, прислушиваясь, — это, кажется, она.

Дверь в комнату распахнулась с треском, едва не сорвавшись с петель. С косяка посыпалась штукатурка. На пороге стояла Сянпу. Даже в своём прискорбном состоянии я не мог не заметить, до чего она хороша. Из одежды на ней была лишь коротенькая шёлковая рубашка, очевидно, призванная символизировать платье, да матерчатые туфли.

— Где... — начала она, но тут увидела меня.

— Дурак несчастный! — закричала она, стукнув кулачком по краю кушетки, на которой я лежал. — Какого дьявола ты полез, раз ничего не умеешь?!

— Вступиться за женщину — долг любого мужчины, — сказал я. — Мне уже лучше, не плачь.

— Вот ещё! Я и не думаю плакать! — фыркнула она, а слёзы катились из её глаз, и она никак не могла с ними справиться. — Ты уложил мастера строительного ниндзюцу, — шмыгнув носом, добавила она.

— Не насмерть, надеюсь? — встревожился я, пытаясь приподняться.

— Нет. Но каска вдребезги. Да лежи ты, чёрт тебя подери!!

— Хлипкие у них тут трубы, — заметил я.

— У них? Да это была наша труба! Они их во Владивостоке покупают.

Ни хрена себе, подумал я. Это как надо было перепугаться, чтобы обломать о японские башки нашу родную дюймовую трубу! Но и крепкие же головы у этих японцев...

Доктор сказал что-то Сянпу, та согласно кивнула и обратилась ко мне:

— Ты полежи, ладно? Я пойду тебе бульон сделаю.

— Конечно.

Когда за ней закрылась покорёженная дверь, доктор пододвинул стул и опять стал ощупывать мои суставы. Теперь это было совсем не больно.

— Да, хоросё, — закивал он. — Остаточных эффектов не будет.

— Скажите, доктор, — поинтересовался я, — Вам известно о заклятии Чоучуаньшань?

— Каком заклятии? А, Вы имеете в виду источники Дзюсэнкё! Да, я с этим уже сталкивался.

— И как Вы можете объяснить это с научной точки зрения?

— Мой друг, — сказал доктор, — я не так уж стар, но в своей жизни уже не раз сталкивался с вещами, которые по науке объяснить не удаётся. Никак.

— А можно ли избавиться от этого заклятия?

— Как Вам сказать... На мой взгляд, это возможно. Беда в том, что это нельзя сделать просто по желанию. И Ранме это не может помочь.

— Что же это за способ?

— Не способ. Сильное чувство. Истинная Любовь. Животные не умеют любить так, как люди. Влюбившись, человек не превратится больше в животное.

— Простите, но ведь и Сянпу, и Рёга, и Мусу — все в кого-то влюблены!

— Уважаемая Шампу влюблена в Ранму согласно закону её племени. Это нельзя назвать любовью вообще. А для Рёги и Мусу их предметы обожания скорее богини, иконы, нежели возлюбленные. Когда к каждому из них придёт Истинная Любовь, они излечатся. Так думаю я.

Вошла Сянпу с чашкой, в которой дымился ароматный горячий бульон. Волей-неволей нам с доктором пришлось прервать нашу научную беседу.

Часа через полтора, накормленный и обласканный, я нашёл в себе достаточно сил, чтобы подняться на ноги. За всё это время Сянпу отходила от меня лишь на пару минут, чтобы принести чаю или ещё бульона. На улицу она вывела меня, бережно поддерживая под локоть, словно госпитальная медсестра раненого героя.

— Wow! — встретил наше появление Ранма Саотомэ (он, Аканэ и Укиё в этот момент подходили к клинике доктора Тофу). — А мы как раз идём узнать самочувствие гостя!

— Раньше думать надо! — прошипела Сянпу, неожиданно для всех подпрыгнула и тряхнула ветку росшего возле клиники дерева, обрушив на Ранму облако дождевых капель.

— Самый тебе подходящий вид! — выкрикнула она. — Человек дрался впервые в жизни, и то... А ты стоял и смотрел!

— У нас каждый сам выигрывает свою битву, — фыркнула Ранма.

— Если она честная! А когда все на одного, можно и помочь! Идём, — добавила она уже по-русски, обращаясь ко мне.

После блестящей победы Ранмы и К над строителями-ниндзя в Нэриму вернулись порядок и чистота. Ничего больше не ломалось, не фонтанировало, не искрило. Благодать! Вот только от срока моей поездки оставалось всего два дня.

В последний день, когда наша отягощённая всевозможным компьютерным барахлом орава грузилась в автобус, что должен был везти нас в аэропорт, возле общежития появилась четвёрка девушек в нарядных расписных кимоно и с охапками цветов в руках. Девушки выстроились в ряд, дружно поклонились. Ребята от удивления рты пораскрывали. А Аканэ Тэндо, Сянпу, Укиё и рыжая Ранма-тян принялись раздавать моим сокурсникам букетики цветов.

— Ты чего это в таком виде? — поразился я.

— Да эти заставили, — Ранма кивнула через плечо на Аканэ и остальных. — Грехи замаливать. Пользуются, что мать с отцом в Сэндай укатили, вот и издеваются.

— Ладно тебе. Смотри, какая ты хорошенькая.

— Нравлюсь? — кокетливо спросила она.

— Ра-н-ма!! — строго сказала сзади Аканэ, показывая подруге деревянный молоток.

— Хай-хай, сейчас! — заторопилась Ранма.

В это время из переулка вышли и направились к нам пятеро в синих комбинезонах, жёлтых касках и сапогах.

— О-о, только не опять! — взмолилась Укиё. — В этом кимоно невозможно драться!

Но строители и не собирались затевать потасовку. Их предводительница прямиком направилась ко мне и церемонно поклонилась. Потом что-то сказала по-японски Укиё.

— Просит меня переводить, — пояснила та.

Дальнейшее я слушал, как какое-нибудь официальное лицо на дипломатической встрече. Тосико Вакидзаси от имени своего и своей бригады выражала восхищение моим мужеством, а также мастерством ремонтника и желала преподнести мне подарок. Каменщик с перевязанной головой, опасливо поглядывая на меня, поднёс ей богато украшенную коробку, в которой лежал жёлтый... разводной ключ. Меня так и подмывало спросить, не из золота ли он, но я сдержался: слишком серьёзным был момент. Наши глазели на эту сцену, поразевав рты. Убедившись, что ниндзя-ремонтники завершили свою часть церемонии, Укиё поманила пальцем стоявшего в стороне с двумя кошёлками Рёгу и подала каждому из наших по круглому свёртку из рисовой бумаги. Нетрудно догадаться, что там были её коронные окономияки.

— Это чо, всё твои друзья-приятели? — спросил меня ошеломлённый Димка, разглядывая живописную компанию провожающих.

— Просто знакомые, — сказал я.

— А эта рыжая очень даже ничего! И фигурка самый сок!

Я усмехнулся. Знал бы он, кто на самом деле "эта рыжая"!

В заключение девушки по очереди попрощались персонально со мной. Сянпу подошла последней, мелко переступая ногами в деревянных сандалиях (узкое кимоно не позволяло сделать сколько-нибудь широкий шаг).

— Приезжай ещё, — просто сказала она. — Мне будет грустно без тебя. Здесь даже поболтать на нормальном русском не с кем.

— Не обещаю, — честно ответил я. — Но постараюсь.

Сянпу шагнула ко мне и быстро чмокнула в щёку. И тут же отступила, похоже, сама испугавшись собственного порыва.

Автобус зашипел, закрывая за моей спиной двери, и тронулся с места, увозя меня из удивительного и странного мира под названием Нэрима...

Не надоело? Тогда читайте вторую историю — "Наследники чёрных хваранов".

Автор:
Big Al
Neirosoft@pochtamt.ru